Страх полета

Мы с Беннетом провели долгую ночь во взаимных обвинениях, в колебаниях, затеять ли бракоразводный процесс или обоим покончить жизнь самоубийством. Мы клялись друг другу то во взаимной любви, то во взаимной ненависти, то в невозможности прожить друг без друга. Мы занимались любовью, стонали, плакали, опять занимались любовью. Нет смысла подробно все это описывать. В какой-то момент я подумала, что брак — это идиотский фарс с нервотрепкой в духе Оскара Уайльда или хитро продуманный способ изменять друг другу в стиле Айрис Мэрдок, но, честно говоря, наша ссора сильно напоминала сартровское «Взаперти», или — и того хуже — «Пока земля вертится» [46].

Утром мы поплелись на конгресс и послушали итоговые замечания по теме агрессии, сделанные Анной Фрейд и другими светилами психоанализа (среди которых был и Адриан, прочитавший доклад, написанный мною несколькими днями раньше).

После окончания заседания, пока Беннет разговаривал с каким-то своим нью-йоркским приятелем, мы с Адрианом затерялись в толпе.

— Поедем вместе, — предложил он. — Мы грандиозно с тобой повеселимся — это будет наша одиссея.

— Соблазнительно, но я не могу.

— Почему?

— Давай не будем об этом — прошу тебя.

— Солнышко, если надумаешь — встретимся после завтрака. А сейчас у меня тут еще одна встреча, потом я вернусь в пансионат паковать вещи. Я заеду за тобой после завтрака, часа в два. Настройся, голубушка. Решайся. Беннета я, конечно, тоже приглашаю. — Он состроил мне рожу и послал воздушный поцелуй. — Пока, солнышко, — и быстро ушел.

Я опять подумала, что, может быть, никогда его больше не увижу, и у меня подогнулись колени.

Теперь все зависело только от меня. Он будет ждать. В моем распоряжении три с половиной часа, чтобы решить свою судьбу. И судьбу Адриана. И судьбу Беннета.

Хотела бы я сказать, что делала все это очаровательно и ненавязчиво, или, скажем, стервозно. Оголтелая стервозность тоже может быть стильной! Но это был чистый порыв. Я не способна была даже на стервозность. Я распустила сопли. Я расклеилась. Я начала колебаться. Я начала анализировать. Я была самой себе противна.

Весь завтрак в Фольксгартене с Беннетом меня трясло. Меня трясло от того, что я боролась сама с собой. Я перебарывала себя в офисе «Америкэн Экспресс» в два часа пополудни, где мы все никак не могли решить, взять ли два билета в Нью-Йорк или два билета до Лондона, или один билет, или вовсе не брать билетов.

Все это было печально. Потом я вспомнила улыбку Адриана и то, что я, наверное, никогда его больше не увижу, и те солнечные полдни, которые мы провели вместе за купанием, и все наши шутки, и пьяные прогулки по Вене в полусне. Тут я выскочила из конторы «Америкэн Экспресс», бросив там Беннета, и, как сумасшедшая, понеслась по улицам. Я два раза чуть не свернула себе лодыжку из-за босоножек на высоком каблуке. Я громко всхлипывала, лицо мое исказилось, косметика потекла. Я знала одно: я хочу увидеть его еще раз. Я вспоминала, как он поддразнивал меня за то, что я все старалась скрыть. Я думала о том, как он однажды сказал что-то о мужестве, о проникновении вовнутрь себя и исследовании того, что находится там, в глубине. Я думала обо всех заповедях пай-девочки, по которым я жила раньше, — примерной студентки, любящей дочери, верной и виноватой жены, изменявшей мужу разве что в мыслях. И я решила, что на этот раз буду смелее и поступлю так, как велят чувства, не задумываясь о последствиях. Я думала о словах доктора Хоппе: «Вы не делопроизводитель, вы — поэт. Почему вы ждете от жизни простоты?» Я думала о Д.Х. Лоуренсе, сбежавшем с женой своего учителя, о Ромео и Джульетте, погибших от любви, об Ашенбахе, несущем Тадзио через чумную Венецию, обо всех реальных и выдуманных людях, которые развели и сожгли все мосты и бросились в объятия первозданной бездны. Я была одной из них! Не затравленной домохозяйкой я была. Я взлетела.

Больше всего я боялась, что Адриан уехал один. Я прибавила шагу, плутая по улочкам Вены, кружа и перебегая дорогу перед транспортом. Голова моя была как в тумане, как только я попала в Вену, так что едва ли я знала, как добраться из одного места в другое. И это несмотря на то, что все эти улицы я сотни раз исходила вдоль и поперек. В панике я не разбирала названий, ориентируясь только по знакомым силуэтам зданий. Все эти дурацкие дворцы в стиле рококо были как близнецы! Наконец мой взгляд уперся в конную статую, показавшуюся мне знакомой. Потом я увидела двор и переход через дорогу (я совсем запыхалась), а потом еще двор и переход (я вся взмокла), пока наконец не попала в нужный мне двор с автостоянкой и не увидела Адриана, томно облокотившегося на свой «триумф» и листающего журнал.

— А вот и я, — сказала я, задыхаясь. — Я боялась, что ты уедешь без меня.

— Что ты, способен ли я на такое, солнышко?

(Еще как способен!)

— Нам будет хорошо с тобой, — сказал он.