Мы катаемся по Парижу. Мы едим кускус на завтрак и устрицы на ужин, а между ними мы бесконечно пьем пиво и делаем бесконечные остановки, чтобы пописать; мы проезжаем через Жарден де План и катаемся вокруг Пантеона и по узким улочкам рядом с Сорбонной. Мы проскакиваем через Люксембургский Сад. Наконец мы останавливаемся и отдыхаем на лавочке около Фонтэн де л'Обсерватуар. Счастливые, мы жаримся на солнце. Мы разглядываем огромных бронзовых коней, отвернувшихся от фонтана. У меня появляется странное ощущение неуязвимости, которое дает алкоголь, и я понимаю, что попала в самую середину романтического фильма. Я чувствую себя удивительно расслабленной, распущенной и легкомысленной, Нью-Йорк дальше, чем луна.
— Давай найдем комнату в отеле и отправимся в постель, — говорю я. Я чувствую не вожделение, а просто дружеское желание увенчать это романтическое и легкомысленное приключение красивым актом. Мы можем попробовать еще раз. Еще один раз, чтобы о нем можно было помнить. Все наши прежние попытки принесли некоторое разочарование. По-моему, досадно, что мы были вместе так долго и многим рисковали, а взамен получили так мало. Или, может быть, оно и к лучшему?
— Нет, — говорит Адриан, — у нас нет времени.
— Что ты имеешь в виду? Как это — «у нас нет времени»?
— Я должен уехать сегодня вечером, чтобы попасть в Шербур завтра утром.
— Зачем тебе нужно быть в Шербуре завтра утром? — Что-то ужасное зацветает, прорываясь сквозь алкогольную эйфорию.
— Чтобы встретить Эстер и детей.
— Ты шутишь?
— Нет, я не шучу, — он глядит на часы. — Они сейчас как раз выезжают из Лондона. Мы собирались отдохнуть недельку в Бретани.
Я уставилась на него, спокойно созерцавшего свои часы. Гнусность его предательства заставила меня онеметь. Вот я: пьяная, немытая, даже не знающая, что за день сегодня, и вот он, аккуратно выполняющий договор, который он заключил больше месяца назад.
— Ты хочешь сказать, что все время помнил об этом?
Он кивает.
— И ты позволял мне думать, что мы экзистенциалисты, а сам постоянно помнил, что тебе нужно в назначенный день встретить Эстер?
— Ладно, думай, что хочешь. Это вовсе не было так изощренно спланировано, как ты, кажется, воображаешь.
— Тогда как это понимать? Как ты посмел убедить меня в том, что мы бесцельно шляемся по Франции, если сам ни на секунду не забывал о встрече с Эстер?
— Это были твои метания и виражи, не мои. Я никогда не утверждал, что собираюсь менять свою жизнь ради того, чтобы навсегда остаться с тобой.
Я чувствовала себя так, как если бы мне внезапно заехали в челюсть. Как будто мне шесть лет, а мой велосипед вдребезги разбил тот, кого я считала своим лучшим другом. Это было худшее предательство, которое только можно себе представить.
— Ты хочешь сказать, что сидел в кафе, рассуждал о свободе и непредсказуемости, а сам знал, что вот-вот поедешь к Эстер? Никогда не встречала такого лицемера!
Адриан рассмеялся.
— Что тут, черт побери, смешного?
— Твоя ярость.
— Мне убить тебя хочется! — заорала я.
— Еще бы не хотелось! — веселился он.
И тут я начала махать руками и молотить его. Он схватил меня за запястья и обнял.
— Зато тебе будет о чем написать, — сказал он.
— Ты сукин сын!
— Разве это не чудесная концовка для твоей истории?
— Ты просто свинья.
— Ну ладно, дорогая, не принимай это близко к сердцу. Мораль рассказа и должна быть такой, разве нет?
— Твои морали похожи на дороги в Альпах. От них волосы дыбом встают.
— Я это когда-то уже слышал, — сообщил он.
— Хорошо, тогда я поеду с тобой.
— Куда?
— В Шербур. Мы проедемся по Бретани впятером. Мы будем трахать друг друга, когда и где захотим.
— Чепуха, ты не поедешь.
— Поеду.
— Не поедешь. Я этого не допущу.
— Что это значит — «не допущу»? Что это за говно? Ты рисуешься перед Беннетом. Ты же вдохновлял меня перетрясти всю мою жизнь и удрать с тобой, так почему же теперь ты так озабочен тем, чтобы не пострадал твой дурацкий семейный очаг? Ты думаешь, я буду терпеть все это? Ты вешал мне на уши всякое дерьмо о честности и открытости, всякое там «живи без запретов»? Вешал. Ну так вот! Я, черт возьми, собираюсь с тобой в Шербур. Я хочу встретиться с Эстер и детьми, и мы разыграем эту встречу как по нотам.
— Абсолютно исключено. Я не возьму тебя. Я просто вышвырну тебя из машины, если это будет нужно.
Я посмотрела на него, не веря своим ушам. Почему мне было так трудно поверить, что он может быть настолько злым? Кажется, ясно, что он подразумевает именно то, что сказал. Я знала, что он вышвырнет меня из машины, если будет нужно, и, возможно, поведет ее дальше, смеясь.
— Ага, значит, тебя не тревожит, что ты такой лицемер? — В моем голосе помимо воли прозвучала мольба, как будто я уже знала, что меня бросили.
— Я не могу так обойтись с детьми, — сказал он. — И это мое последнее слово.
— Но ты готов так обойтись со мной.
— Ты уже подросла. Ты это вынесешь. Они — нет.