Страх и отвращение в Лас-Вегасе

Многие критики считают, что гонзо — одно из ответвлений новой журналистики, основоположником которой был Том Вулф. Некоторые писатели и журналисты, осознав, что объективность в изложении новостей является мифом, которым пичкают «молчаливое большинство», начали писать о событиях так, как они видели их собственными глазами. Излюбленными были темы, относившиеся тогда к контркультурным проявлениям, такие, как пацифистские демонстрации, наркотики, дети цветов и музыка. Традиционная мэйнстримовская пресса их просто игнорировала или извращала. Популярность «новой» журналистике обеспечил стиль, «дискредитировавший псевдообъективное снотворное газетных и журнальных заголовков применением в журналистике техники реалистического романа». Современная музыкальная журналистика, в лучших ее проявлениях, целиком вышла из «новой» журналистики. Единственная книга Томпсона, попадающая под определение НЖ, «Ангелы ада. Странная и ужасная сага мотоциклетных банд», вышедшая в 1966 году в издательстве Random House. Как говорили сами «ангелы», «это единственная правдивая книга, когда-либо написанная о нас». «Я кончил тем, что купил себе мотоцикл и выехал с ними на шоссе» («Песни Проклятого»). Сначала предполагалось, что Хантер напишет статью об «ангелах» для «The Nation». Вместо этого он втирается к ним в доверие настолько, что принимает активное участие в «ангельских» оргиях и дебошах, а статья постепенно перерастает в репортажное исследование, камня на камне не оставляющее от того демонического имиджа, созданного «ангелам» средствами массовой информации. Кстати, Томпсона можно увидеть в эпизодической роли фильма «Ангелы ада на колесах» с молодым Николсоном в главной роли: Хантер играет отъехавшего от дури художника, разрисовывающего животы «мамочкам» «ангелов» на вечеринке. 22 июля 1965-го — Хантер берет «ангелов» на ранчо к Кену Кизи — пройти через кислотный тест. Записи с этой знаменитой вечеринки, на которой собрались вместе «разбитые», хиппи, «ангелы» и «новые» журналисты и которую потом воспоет в стихах Аллен Гинзберг, Томпсон предоставит Тому Вулфу. Впрочем, дружба с «ангелами» не помешает последним избить доктора до полусмерти в День Труда 1966-го — байкерам неожиданно пришло в голову, что их просто-напросто использовали. Отличие Хантера Томпсона от Тома Вулфа в том, что если последний напоминал стрелка, только рассматривавшего жертву в прицел снайперской винтовки, то первый бросался в штыковую атаку с одной саперной лопаткой. Он вышел за предел, до которого так и не смог добраться Норман Мейлер и у которого остановился Вулф. И в одиночку двинулся дальше.

По окончании работы над «Ангелами» Хантер делает своей постоянной резиденцией ферму «Сова» в Вуди Крик, однако большую часть времени проводит на дороге. Тогда же, в 1967-м, он впервые встречается с адвокатом Оскаром Зетой Акостой (будущим доктором Гонзо «Страха и отвращения») в баре «Первоклассная утка». Они быстро нашли общий язык и, согласно «Автобиографии Бурого Бизона» Акосты, разогнали слезоточивым газом мирную демонстрацию, облачившись в черные маски. А в июне 1967 года разгорелся первый скандал, который впоследствии станет частью мифа гонзо и будет отражен на страницах не менее известной книги «Страх и отвращение: По следам президентской кампании 1972 года». Томпсон публично потребовал, чтобы Ларри О’Брайен оставил свой пост губернатора в Самоа.

Первый роман Томпсона, «Дневник под Ромом», написанный в 1962-м, так и остался в рукописи (опубликован в прошлом году). Более того, ему пришлось устроить налет на редакцию «Рэндом Хаус», чтобы выкрасть единственный оставшийся в живых экземпляр рукописи. В июне 68-го Хантера избивает полиция на съезде Демократической партии в Чикаго. Именно это событие убедило его, что он должен быть лично вовлечен в политику, а не оставаться сторонним, пусть и небезучастным, наблюдателем. Полицейский произвол начинает раздражать его даже в тихом Эспене. С этого момента «свиньям» объявляется настоящая война. «Вообще-то, спецслужбы я оставил в покое в самом начале 72-го, когда побывал на вечеринке в отеле «Балтмор» в Нью-Йорке, в честь победы Макговерна на предварительных выборах, и там в номере торчало около десяти агентов. Трое из них, не таясь, передавали по кругу косяк… их глаза чуть не выскочили из орбиты, когда я вошел… прекрасный момент конфронтации. Я не хотел быть рядом с ними, и они этого не хотели. Косяк был немедленно затоптан, и они делали вид, что ничего собственно не произошло. Но в комнате стоял лютый травяной кумар…»

«А потом никаких неприятностей, за исключением того, что они пытались выкинуть меня из Белого Дома во время всей этой байды с импичментом. Я назвал охранников нацистскими хуесосами, и, чтобы попасть в Белый Дом, мне пришлось дать обещание, что я никого больше не назову нацистским хуесосом. В конце концов они пустили меня внутрь».