— Ты прав, черт возьми. Уезжаю. Но не волнуйся. По пути отсюда я загляну к администратору. Они о тебе позаботятся.
Он быстро поднялся, отшвырнув от себя стакан с бухлом.
— О’кей, сука ты страшная, это
Я пожал плечами, не обращая на него внимания и впихивая в свою дорожную сумку бутылки «Чивас Регаль».
— Я продал его в Бейкере. Должен тебе 35 баксов.
— Господи Иисусе! — заорал он. — Эта штука стоила мне сто девяносто проклятых долларов!
Я улыбнулся.
— Ты же
Он пришел в замешательство, пытаясь сообразить.
— Ну да, — сказал он в конце концов. — Да… Тот панк в Пасадене…
Затем он снова начал качать права:
— Так что это обошлось мне в штуку, твою мать. Этот гондон замочил наркоагента. Ему светило
— Ты глуп, — сказал я. — Я предупреждал тебя насчет общения с джанки в кредит, — особенно когда они виновны. Тебе еще повезло, что он не отплатил тебе пулей в живот.
Мой адвокат озадачился.
— Он был моим
Дерьмо! — воскликнул я. И скольких этот ублюдочный джанки застрелил с того времени, как ты его знаешь? Шесть? Восемь? Этот жалкий злобный хуй настолько виновен, что я, скорее всего, сам его прикончу, согласно кодексу чести. Он застрелил этого наркоагента так же хладнокровно, как прикончил ту девицу в «Холидей Инн»… и того парня в «Вентуре»!
Он холодно взглянул на меня.
— Ты лучше бы поостерегся, мужик. Ты
Я засмеялся, сложил весь свой багаж в кучу, в шаге от кровати, и сел закончить свою выпивку. Я действительно собрался ехать. На самом деле я не хотел, но чувство самосохранения подсказывало: ничто из того, что я, по возможности, выкину на этой тусовке, не идет ни в какое сравнение с риском снова спутаться с Люси… Никаких сомнений в том, что она — прекрасный человек, если даже прочистит себе мозги… очень чувствительна, с секретным запасом хорошей кармы, если не брать в расчет ее повадки питбуля; великий талант с отличными инстинктами… Просто крупная девочка-подросток, которой, к несчастью, сорвало крышу где-то накануне ее восемнадцатилетия.
Лично я ничего против нее не имел. Но я знал, что Люси в состоянии — учитывая обстоятельства — упечь нас обоих по меньшей мере лет на двадцать на основании какой-нибудь омерзительной истории, о которой мы, вероятно, даже никогда не услышим, пока она не предстанет перед судьей:
«Да, сэр. Эти двое на скамье подсудимых — те самые люди, которые дали мне ЛСД и затащили в отель…»
«И что они сделали потом, Люси?»
«Ну, сэр, я просто не могу вспомнить…»
«Неужели? Скорее всего, вот этот документ из архива окружного прокурора освежит твою память, Люси… Это заявление, которое ты сделала офицеру Сквейну сразу же после того, как тебя нашли голой в пустыне, неподалеку от озера Мид».
«Я точно не знаю, что они делали со мной, но помню, что это было ужасно. Первый парень случайно познакомился со мной в аэропорту Лос-Анджелеса. Именно он дал мне таблетку… а другой встретил нас в отеле; от него воняло потом, и говорил он так быстро, что я даже не поняла, чего он хотел… Нет, сэр, я не могу
Нет, я был к этому не готов. Никакой суд присяжных не усомнится в ее показаниях, особенно когда их разум окутает густой туман слез и непотребных кислотных флэшбэков. И тот факт, что она не могла вспомнить со всей определенностью, что мы с ней сотворили, отрицать будет невозможно. Присяжные
И, разумеется, мы не смогли бы даже рискнуть настаивать на своей невиновности — не после того, как они выгребли подчистую багажник «Кита».