Макговерн: Да, я думаю, одним из главных моментов этого съезда была яростная речь Вилли Брауна, когда он говорил: верните мне мою делегацию — кричал это по всем телеканалам страны, и это испугало до чертиков многих людей, которые усмотрели в этом дикий воинственный крик чернокожих, вот, мол, вы видите — они собираются взять власть в стране. И то, что казалось нам мощным, целеустремленным и красноречивым, выглядело для многих людей страшным.
ХСТ: Получили ли вы какую-либо ответную реакцию в связи с этим?
Макговерн: Да, получил.
ХСТ: Во время проведения съезда?
Макговерн: Не во время съезда, но потом я столкнулся с людьми, которые не были впечатлены этим так, как я, которых это, по сути, оттолкнуло. И это был один из самых ярких моментов съезда… Вам нужна открывашка?
ХСТ: Да, но у меня осталось только одно пиво. Хотите немного? У вас есть стакан? Я даже еще не позавтракал. У меня был трудный день. Пришлось встать еще до восьми.
Макговерн: Это из-за того, что в вашем номере арестовали девушку?
ХСТ: Да, но я не хочу вдаваться в подробности… На самом деле я стал таким взвинченным, что во вторник пошел к врачу в Аспене, чтобы выяснить, что, черт возьми, со мной происходит… Я простудился, и весь мой организм пошел вразнос. Мы прошли через шесть часов обследования в больнице, полноценной работы врачей, а затем я вернулся в его кабинет, и он сказал, что у меня то-то и то-то, вирус, ничего серьезного, но добавил, что за все годы его практики, а это 15 или 20 лет, — и он один из тех людей, один из тех высококлассных врачей Хьюстонского медицинского центра, которые уволились и отправились в Аспен, — так вот он сказал, что никогда не видел никого в таком состоянии тревоги, как я. Он сказал, что я прямо-таки на грани полного психического, физического и эмоционального коллапса. И в этот момент я начал задаваться вопросом: как, черт возьми, вы или кто-либо еще выжил, потому что… Я действительно удивляюсь, думаю, что говорил вам это в понедельник в самолете.
Макговерн: Да, это фантастическая физическая и эмоциональная перегрузка.
ХСТ: Но это никогда, похоже, не сказывалось на вас, однако сказывалось на некоторых других людях и, бог знает почему, сказалось на мне.
Макговерн: Тем не менее я не хотел бы пройти через это снова.
ХСТ: Ну, достаточно одного раза в четыре года, надо прийти в себя. Вот главный вопрос, до которого я хочу добраться, тем более что у меня тут есть личный интерес. Я не вижу никакой необходимости для себя оставаться в политике, занимать этим голову или выдвигаться куда-то. Я думал баллотироваться в сенат от штата Колорадо, участвовать в гонке против Гэри на предварительных выборах. Однако не уверен, что все это серьезно. Тем не менее вот какой вопрос преследует меня сейчас, после разговоров с Джоном и всеми остальными участниками кампании, которые я вел в последние два-три дня: может ли такой вид кампании вообще сработать? Были ли допущены технические ошибки? Все дело в недочетах или кампания была обречена с самого начала из-за какого-то заблуждения или неверного понимания?
Макговерн: Я думаю, у нас был шанс, когда мы покинули Майами, что нам удастся зажечь общественность. Был период прямо после того, как я получил выдвижение на пост президента, когда мне казалось, что большинство американского народа действительно не понимает, как ко мне относиться. Но впечатление у них было благоприятное.
ХСТ: Я бы поставил на собственную смерть, когда только что покинул съезд… Я был оптимистом.
Макговерн: Да, я тоже. Теперь я думаю, первое, что они увидели, — это была та история с Иглтоном, которая, как оказалось, отвратила многих людей. Не важно, что я должен был сделать, вы понимаете, мы вляпались с этим. Это оказалось настоящим несчастьем. А потом в прессу попали сообщения о разногласиях среди сотрудников, и это произвело впечатление беспорядка, хаоса, отсутствия единого направления, и я думаю, что это повредило.
ХСТ: Я знаю, что повредило. По крайней мере, так считают люди, с которыми я говорил.
Макговерн: Так что эти два фактора были связаны, и дело Иглтона подорвало моральный дух сотрудников. Люди обвиняли друг друга, а возможности передохнуть в ходе кампании за выдвижение не было — мы должны были броситься прямо в этот бой с Иглтоном, и поэтому я думаю, что если на тот момент и был шанс выиграть выборы, то, вероятно, тогда-то мы его и потеряли. А потом начали действовать другие факторы: «мир вот-вот наступит», переговоры… Я думаю, что на самом деле проблема войны работала на президента. Ведь тогда переговоры — по крайней мере начало переговоров с Пекином и Москвой, — казалось, разоружили многих умеренных и либералов, которые в противном случае могли переметнуться на другую сторону.
ХСТ: Но это происходило еще до съезда.
