Страх

Еще раз и еще. Что есть мочи, до хрипоты. Пальцы до боли впились ногтями в ладони, а он орал. Он гнал от себя свой страх, презирая и ненавидя его. И страх отошел.

Наводчик бросился к механизмам наведения и, прижав глаз к прицелу, попытался рассмотреть противника, сориентироваться, куда нужно было вести огонь. Но разрывы гранат и мин мешали ему это сделать, да и противник уже не шел колонной.

Бандиты рассеялись по полю и ближним склонам гор. Они передвигались, бежали, падали, стреляли, терялись то и дело из виду. Тут не стрельбище – цель не стоит неподвижно. И как теперь в этом хаосе определиться, куда лучше стрелять?

Наводчик стал, почти не целясь, стрелять по передвигающимся боевикам. Водил стволами пулеметов вправо-влево и жал на кнопки спусков, посылая пули куда-то в сторону наступавших бандитов. Попал, не попал, он этого еще не понимал.

Вибрация пулеметов отбойным молотком передавалась всему его телу. Это постепенно привело его в чувства. Кровь разлилась теплом по всем его членам. Мысли стали более четкими.

«Соображалка включилась», – так иногда любил говорить он, позаимствовав это выражение у Комбата. Теперь он уже нашел свое место в бою. Он начал видеть и понимать, что нужно делать: самое главное не подпускать бандитов близко к позициям, выбирать тех, кто вырвался вперед и стрелять по ним. Целиться и стрелять, целиться и стрелять. Должны же они понести потери, испугаться и отойти…

…Не испугались и не отошли.

Потери от огня стрелкового оружия бандиты несли небольшие. Сразу было видно, что противостоят им молодые и неопытные бойцы, а некоторые из них явно трусят. А если трусят, значит, итог боя заранее предрешен.

Чужой страх придает тебе смелости, удесятеряет силы.

Больше всего боевиков беспокоили огонь БТРа и расчета АГС-17, заставивший залечь бандитов. В том числе добрых два десятка навечно. Но расчет АГС уже был уничтожен, а БТР можно было обойти с флангов, а затем уничтожить из гранатометов.

Боевики, уже почти не прячась, с азартом охотников расстреливали опорный пункт, приближаясь к нему все ближе.

Один молодой бандит, захлебываясь от восторга, посылал в сторону окопов очередь за очередью. Он скалился и рычал по-звериному, рвался вперед, как хищник к своей дичи. Азарт этой охоты заглушал теперь все, что не было связано с этой охотой: и боль стертых в переходе через горы ног, и усталость всего тела, несколько суток несшего на себе тяжелый груз, и гадкое ощущение от скользящих внутри ботинок, прокисших от пота и грязи ступней…

…Замкомвзвода, спрыгнув в окоп, с удивлением и тревогой уставился взглядом на приближающихся боевиков. Все происходящее вокруг него, казалось ему чем-то нереальным, как будто это происходило не с ним, как будто это было кино и он просто смотрел его. Но это кино уже начало страшить его, он уже не хотел видеть его, но он не мог встать и уйти. Он был частью всего происходящего. И он не хотел этого. Он не был готов к этому.

Еще в «учебке» (учебном подразделении) он понимал, что его готовили к войне, но почему-то был уверен в том, что ему не придется воевать, не придется стрелять в кого-то. Он не мог представить, что в него самого когда-нибудь будут стрелять. Он почему-то был уверен в том, что конкретно с ним никогда ничего подобного не произойдет.

«С кем угодно, но только не с ним».

Он верил, в то, что война пройдет мимо него, где-то в стороне от него, что служба вскоре благополучно закончится, и он вернется домой.

«И она ведь уже почти закончилась. Ведь до «дембеля» оставалось всего-то несколько недель. Не месяцев, а недель, каких-то коротеньких, крохотных неделек! Черт»!

Это казалось ему жуткой несправедливостью. Он и сейчас не хотел поверить в то, что все это происходит в действительности. Он не хотел смириться с этой действительностью. Но он был здесь, и он видел все сам. Видел все, что происходило вокруг него, и уже начал понимать абсолютно все. Даже то, чем, в конце концов, все это закончится.

Человек, который не участвует в действии, но смотрит на него со стороны, имеет возможность более или менее трезво оценить его, и тогда он уже понимает исход этого действия, предвидит его.

«Замок» понимал, что «духов» слишком много и что взводу не устоять. Внутренний голос подсказывал ему, что надо принимать какое-то решение, но он не знал какое. Он не знал, что делать, да и подсказать ему было некому. Лейтенанта не было рядом, замкомвзвода потерял его из виду.

«Но надо же что-то же делать! Нельзя тупо лежать и смотреть!» – он огляделся вокруг себя, увидел, что и как делают другие, и тогда машинально, не контролируя себя, начал делать то же, что делали они.

Опустив лицо ниже бруствера, он стал строчить из автомата длинными очередями куда-то вперед. Не по боевикам, нет. Он не готов был стрелять по живым людям, он не мог заставить себя это сделать. Он нажимал на спусковой крючок и строчил, строчил, пока не закончился магазин.