Страдать, чтобы простить

Эмма потупилась и принялась нервно теребить руки. Мне очень хотелось подвинуться и предложить ей сесть рядом. На своей кушетке она была слишком далеко от меня. Но мысленно Эмма, казалось, была еще дальше, и я очень хотел узнать, как вернуть ее обратно.

— На моей кровати лежит письмо, — сказала она дрожащим голосом. — Я стопроцентно уверена, что письмо от бабушки, но мне страшно его открыть.

Она опустила веки, чтобы скрыть внезапно нахлынувшие эмоции, и я слегка изменил положение, чтобы оказаться прямо напротив нее. Когда она открыла глаза, в них блеснула нечаянная слеза. Я с трудом подавил желание взять ее за руку.

— От твоей бабушки? — А я и не знал, что у нее, кроме Джорджа и ребятишек, есть родственники.

— Это мать моего папы, — едва слышно произнесла Эмма. — Она отреклась от него после моего рождения, так как они с Рейчел никогда не были женаты. — (Я постарался сохранять невозмутимый вид, хотя впервые слышал об этом.) — Эван, я не могу прочесть письмо, ведь она наверняка обвиняет меня в том, что я испортила жизнь ее сыновьям. И я не могу больше слышать от очередного члена семьи, что лучше бы мне не появляться на свет или что я недостойна любви. Просто не могу…

Я сделал глубокий вдох, чтобы вернуть себе хотя бы внешнюю невозмутимость. Эмму долгие годы терзали тяжелые комплексы, укорененные в ней женщиной, которую я глубоко презирал. Так вот они, ее страшные тайны, и она наконец открыла их мне. Что ж, я не имел права позволить кому бы то ни было ее обидеть.

— Я прочту за тебя это письмо, — сказал я. — Если оно не слишком приятное, можешь его даже не открывать. Но если я решу, что все нормально, придется тебе его прочесть.

— Идет, — облегченно вздохнула она.

Я поднялся с дивана, а она продолжала сидеть, ломая пальцы. Когда я направился в хозяйскую спальню, она молча последовала за мной.

У меня тряслись руки, и я не знала, как унять дрожь. Я собиралась предоставить ему возможность прочесть послание от бабушки в одиночестве, но не смогла. Нет, я непременно должна видеть его реакцию, когда он будет читать письмо, даже если он скажет, что не стоит его открывать.

Эван включил свет, и я залезла на кровать. Он пристроился на самом краешке, с письмом в руках, и поднял на меня глаза. Закусив губу, я кивнула, что можно начинать.

Он сковырнул печать, открыл конверт и достал исписанный от руки и сложенный пополам лист толстой бумаги. Глаза Эвана заскользили по ровным строчкам, и мой пульс сразу участился.

— Это не то, что ты думаешь, — наконец сказал он. — Хотя письмо произведет на тебя сильное впечатление. Ну как, прочитать вслух или справишься сама?

После секундного колебания я ответила:

— Нет, я сама. Только, пожалуйста, не уходи. Хорошо?

Итак, я собралась с духом и развернула письмо.

Дорогая Эмили!