Страда и праздник. Повесть о Вадиме Подбельском

Подбельский подошел, привычно, как бы отмеряя, раздернул ленту. И вдруг ощутил, что тоже воюет — не только принимая важные решения там, в Тамбове, не только сообщая в Москву, в Совет Обороны все, что видит и понимает здесь, в толчее отходов и наступлений, но и вот этим, телеграфом, который сейчас так значимо связывает нетерпеливого комбрига со штабом фронта в Козлове. Телеграфом воюет он, нарком Подбельский.

Мотнул головой, как бы прогоняя обдавшую радостью мысль, внятно прочел с ленты:

— «Поздравляем боевым успехом ваши товарищи ведут бой за Борисоглебск завтра надеемся овладеть городом».

— Ну вот, теперь ясно. — Комбриг сиял фуражку, тыльной стороной ладони отер потный лоб. — Те Борисоглебск вернут, а мы, глядишь, и Балашов. И пусть тогда Деникин похваляется, что наступает аж на самую Москву. Ему Антанта даст по известному месту за такое наступление, плакали ее денежки!

Стоявшие рядом командиры загалдели, одобряя слова комбрига. А тот, снова надевая фуражку, уже отрешенный, в своих делах, спросил, как бы прощаясь:

— Вы, товарищ уполномоченный, и дальше с нами? Айда, весело будет!

— И я уверен, что весело. — Подбельский протянул руку комбригу. — Если бы не дела…

Возвращаясь в Тамбов, он задержался в Мучкапе.

В городок входили армейские обозы. Шустрые политотдельцы уже расклеили по улицам желтые листки походной армейской газеты. Местные жители, крестьяне из близлежащих деревень собирались возле листков, читали фронтовые сводки, толковали, переводя на свое, житейское, пафос политотдельских лозунгов.

Курсант, сопровождавший Подбельского, приотстал, послушал, что говорили в толпе на углу, потом, догнав, возбужденно комментировал:

— Клянут на чем свет деникинцев… Они по деревням такой разбой учинили! Дедусь один заявил, что он бы этих пьяных бандитов сам бы всех перестрелял. И все парня какого-то, что с ним, в штаб отсылал. Иди, говорит, проси ружье…

— А парень что?

— Да пацан еще, желторотый. Рано ему.

Впереди, с поперечной улицы сворачивал, пыля, вроде бы солдатский строй. Неровные шеренги выглядели странно, кое-кто одет в военное, а больше люди в крестьянском, в холщовых рубахах и лаптях; у многих за плечами торчали стволы винтовок. И лица были разные: смущенные и равнодушные, пугливо-настороженные и веселые. Вдоль строя перебегали командиры, подравнивали ряды. Подбельский спросил:

— Дезертиры?

— Они самые! И объявлений для них не успели развесить, а с рассвета на базарной площади вон сколько набралось… В Козлов отправляем, на переформировку!

Курсант тем временем пересчитывал ряды.

— Двести сорок, двести сорок пять… Вадим Николаевич, да их тут, наверное, целый полк!

Подбельский усмехнулся:

— Когда все поймут, где их настоящий противник, то будет целая армия!

В политотделе ему показали свежее донесение: в Новохоперском уезде крестьяне поднялись с оружием в руках против деникинцев, несколько дней сдерживали натиск казаков, а потом стали пробиваться навстречу частям Красной Армии, атакующим Борисоглебск; число восставших оценивается в двадцать тысяч, они не страшатся даже артиллерии.

— Вот, смотрите. — Подбельский показал донесение своему помощнику. — Двадцать тысяч — это целых две дивизии.

Стоявший рядом политотделец сразу понял, о чем речь.

— Вы еще про Богучарский уезд не знаете. Там тоже крестьяне в бой пошли. Противнику пришлось целый полк направить, девяносто шестой казачий.

Тут же, в политотделе дивизии, Подбельский составил телеграмму в Москву: «Лично объезжаю полосу фронта и совершенно не узнаю ее… Наступление по всему Балашовско-Борисовскому фронту развивается весьма успешно, казаки, зеленые отступают… Храбрость наших войск выше всякой похвалы».

4

Председатель ВЦИК Калинин поднялся с дивана, сделал шаг навстречу. Они крепко лгали друг другу руки, и Подбельский вдруг почувствовал, как рад этой встрече. В Москве видел Калинина мельком, правда, уже тогда разглядывал с интересом — новый Председатель ВЦИК, на место так безвременно ушедшего из жизни Свердлова, — а потом вот час назад суматоха встречи агитпоезда «Октябрьская революция», на котором Михаил Иванович так долго, с весны, разъезжал по фронтам, по городам и весям России.

Окна в салон-вагоне были открыты. Душный воздух начинавшегося августа доносил запахи пристанционных путей — шлака, пыли, усталого паровозного дыма. Вдоль вагонов расхаживали люди, переговаривались. Длинный состав «Октябрьской революции» возбуждал интерес: по вокзалу уже была расклеена газета, выпускаемая тут же, на колесах, раздавали брошюры и книги, а к вечеру обещали сеанс кинематографа.

— Так я хотел бы доложить о здешних тамбовских делах, — сказал Подбельский, все еще откровенно разглядывая Калинина. — Вы надолго к нам?

— К вам ненадолго, пятого уеду. А с делами не торопитесь. Вот нам сейчас чайку принесут, тогда и начнете…