Страбон

Страбон будет странствовать всю жизнь. Он обойдет и изъездит Каппадокию и Фригию (в Малой Азии), побывает в горах Тавра и у подножия Кавказа, на берегах Ионии (в Эфесе), на Кикладских островах, в Коринфе. Обо всех этих местах он столь же подробно повествует, как и о других, добавляя лишь одну фразу: «Когда я там находился…» Увы, ни разу не сказал он так об Афинах.

«Сам город Афины представляет собой скалу, находящуюся на равнине и окруженную строениями. На скале расположены святилище Афины, древний храм Афины Полиады [8]и построенный Иктином Парфенон, [9]в котором стоит статуя Афины из слоновой кости — произведение Фидия. [10]Однако если я начну описывать множество достопримечательностей этого города, воспетых и прославленных со всех сторон, то боюсь зайти слишком далеко и отклониться от поставленной в моем сочинении темы».

Вот все, что говорится о самом знаменитом городе Эллады. Ошеломляющая сдержанность. Тем более удивительная, что, вообще-то говоря, Страбон весьма обстоятелен, подчас многословен, не отказывается от красочных деталей и охотно пускается в исторические и мифологические экскурсы.

Какому-нибудь незначительному острову или городу он щедро отводит десятки строк. А слава, например, Милета или Эфеса, Крита или Лесбоса, тоже не раз воспевавшихся поэтами, отнюдь не удержала Страбона от их подробной характеристики. Что же мешало ему спокойно, без художественных красот описать Афины? Возможно, именно о них он не хотел повествовать с чужих слов. А своих не нашлось. Ибо в этом городе он, судя по всему, так и не побывал. Как не попал в Дельфы, Олимпию, Спарту, о которых рассказывает тоже крайне скупо и словно нехотя.

Что это — своеобразный протест против модного в ту пору паломничества в Грецию? Или нежелание подвергать себя рискованному испытанию разочарованием?

Разочаровываться было от чего.

Эллада, склонившаяся покорно перед македонским баловнем судьбы, — страна, ставшая ареной гражданских войн между римскими правителями, опустошенная и вытоптанная римскими легионами, сохранила лишь тень былого величия. Ей фатально не везло — она постоянно ставила не на ту карту. И оказывалась в проигрыше: те, с кем она связывала судьбу, терпели неудачи. И Греция расплачивалась дорогой ценой. Исчезали целые города. Когда-то Александр Македонский стер с лица земли непокорные Фивы. Об этой варварской расправе говорили многие-многие десятилетия спустя. Во II–I веках до н. э. приходили в запустение, хирели целые области, жители покидали привычные места; некоторые районы Пелопоннеса обезлюдели, жизнь в них почти замерла.

В 45 году до н. э. друг Цицерона писал ему: «Когда я, возвращаясь из Афин, плыл от Эгины в Мегару, я начал оглядывать местность вокруг себя: за мной была Эгина, впереди — Мегара, справа — Пирей, слева — Коринф. Эти города, бывшие некогда цветущими, лежат теперь перед моими глазами уничтоженные и разрушенные… Я стал сам с собой рассуждать: „Да, мы, людишки, негодуем, если погиб или убит кто-нибудь из нас, чья жизнь неизбежно кратковременна, а здесь валяются трупы стольких городов!“»

Не менее выразителен и сам Цицерон, когда оценивает деятельность римского наместника в Греции: «Ахайя исчерпана; Фессалия угнетена; Афины растерзаны; Диррахий и Аполлония разорены; Амбракия разграблена; Эпир опустошен; локры, фокейцы, беотийцы испепелены… Македония подарена варварам; Этолия оставлена… римские граждане, которые вели дела в этих местах, почувствовали, что ты единственный пришел как грабитель, мучитель, разбойник и враг…»

Мысленно Страбон исходил всю Элладу. И, видимо, всегда вспоминал о ней с болью, которую не в силах скрыть его неторопливые, сугубо научные и объективные описания.

Города… Государства… Племена. От одних остаются руины, от других — только имена. Страбон флегматично перечисляет все реки, заливы, горы, приводит цифры: столько-то стадиев от того места до этого. И вдруг невзначай: Мессения — «страна ныне большей частью пустынная. Да и Лаконика теперь безлюдная, если сравнить с густой ее населенностью в прежние времена. Дело в том, что помимо Спарты там есть еще местечек тридцать, а ведь в древности, говорят, ее называли стоградной».

Аркадия! Пастушеская страна, прославленная поэтическими идиллиями… «Из-за полного запустения не стоит и говорить о ней подробно, ибо города, некогда знаменитые, разорены постоянными войнами. Земледельцы же исчезли с той поры, как большая часть городов объединилась в так называемый Мегалополь» (греч.: «Великий город»). Ныне же сам «Великий город» на себе испытал то, о чем говорил один комический поэт: «Великий город стал теперь великою пустыней».

А другие? Орхомен, Мантинея, у стен которой в 362 году до н. э. пал знаменитый фиванский полководец Эпаминонд, сокрушивший неодолимых спартанцев? Аркадских городов «больше нет, или же сохранились от них едва заметные следы».