Сторожевой полк. Княжий суд

Я обходил свой уцелевший от погромов островок благополучия – поместье мое оживало на глазах. При моем приближении суровые лица беженцев светлели, на лицах женщин я все чаще видел улыбку. Ради этого стоило стараться, вкладываться в дружину, в острог, в переселение холопов. Мне бы сейчас от нежданного прибытка новых людей руки потирать – холопов не меньше стало, чем до татарского вторжения, но саднило душу. Не моими трудами и чаяниями прибавка эта, а через горе людское.

Воинов у Макара с Федором прибавилось. У Федора под началом стало два десятка, а у Макара – двадцать пять воинов. Оба рьяно принялись за обучение новобранцев.

– Федор, ты десятников выбери из ветеранов. А сам во главе их будешь, назначаю тебя полусотником.

Расцвел Федор. Понятно – ласковое слово и кошке приятно. А для воина повышение – признание его заслуг и ратного мастерства.

– Бери пятерых воинов и поспеши в Вологду. Письмо для княгини я отпишу. Небось волнуется, прослышав о нападении татар под Москвой. И обратно обоз с людьми, что здесь проживали, приведешь.

– Исполню, князь! Когда отправляться?

– Завтра. – Я сумел скрыть довольную улыбку. Федор после повышения был готов рыть землю копытами, хотя я и раньше не мог пожаловаться на его рвение.

Сам же за письмо засел. Давненько я писем не писал. Так… «Доброго здравия, любезная сердцу моему княгиня, жена славная Елена…»

Письмо вышло на удивление длинным, хотя о набеге татар и их бесчинствах в Подмосковье я старался много не писать. Вкратце – о событиях в поместье, о приезде Федора Кучецкого, о делах по защите поместья, а также о том, что с Федором назад обоз с людьми отправить надо. Вот и получилось на целых две страницы.

Утром Федор с ратниками уехал, увозя мое послание.

Я заметил, как-то так получалось в жизни, что наиболее важные дела я поручал Федору, а не Макару. Ну что делать – соперничают они, ревностно следят, к кому больше я благоволю, хоть я старался держаться ровно с обоими десятниками.

Да и как их можно сравнивать. Федор появился у меня на службе раньше, прошел со мной не один боевой поход и не без оснований считал, что главнее и ближе ко князю – он. Макар же более образован, воспитан, может быть, даже в чем-то по жизни и более опытен. И преимущество его в том, что он не холоп, хоть и боевой, а из боярских детей. Потому он себя и ставил выше Федора.

Я же считал так: они оба воины, а в сече опасность поровну обоим достается, и случись непоправимое – и Федор и Макар в лицо смерть примут. И я тоже не исключение. Потому боевых товарищей своих на голову выше остальных своих людей считал – даже того же Андрея, управляющего имением на Вологодчине.

Хоть и разворотлив и сообразителен Андрей, но смерти в глаза не смотрел, со мной рядом в атаку на ворога не ходил, не мок под дождем на голой земле на ночлеге. А более всего роднит именно сеча – только в боевом походе боярин мог из одного котла с холопом есть, не роняя своего достоинства.

В Москву бы съездить после важных событий, потрясших столпы государства, узнать у Кучецкого – что да как на Руси делается. Ведь одни и те же события видятся сверху не так, как со стороны. Итальянцев опять-таки пошевелить надо, стройка стоит. Пусть и с моей подачи – сам просил повременить с домом. Зато теперь – пора вернуться к стройке.

Ко мне подбежал один из караульных:

– Князь, там тебя требуют.

– Кто смеет?

– Прохожий какой-то.

– Гони его взашей, требовать у себя дома будет.

Караульный убежал, но вскоре вернулся:

– Не уходит.

– Плетей всыпь, коли слов не понимает. Или я тебе сам плетей всыплю, коли с такими мелочами мне докучаешь.

Караульный поежился и на всякий случай отошел от меня на пару шагов.

– Еще он говорит, что знает тебя.

Это становилось уже интересно. Заинтригованный, я пошел к воротам.

Завидев меня, второй караульный отворил воротину.

Передо мной в страшно грязном и изорванном донельзя кафтане стоял мужчина лет тридцати. Что меня удивило, так это висевшая на поясе сабля. Голова не покрыта, но на ногах – разбитые сапоги.

Я всмотрелся в лицо. Обросшее и грязное, но что-то определенно знакомое угадывается.

Прохожий склонил в поклоне голову:

– Здравствуй, боярин.

Караульный у ворот заметил:

– Князь он, князь!

– Здравствуй, человече. Прости, сразу признать не могу, хотя поручиться готов: виделись мы ранее.

– Ну, слава богу, признал. Воевал я под твоею рукою, боярин, на Оке. Помнишь Крюково? Ты воеводою Сводного полка был.

Ну, точно, вот откуда лицо его мне знакомо! Что мне сразу в нем понравилось, так это сабля на боку. Сам – оборванец оборванцем, а саблю не бросил, не потерял, не продал, не пропил.

– Пошли ко мне, поговорим.

В избе я усадил оборванца на лавку.

– Рассказывай. Сказывай о себе, кто ты, какая нужда ко мне привела?