Сторож брату моему

Руководитель: В этом вопросе есть расхождения потому, что экспедиция не является Первой Звездной. Когда-то это было в популярных курсах истории, но со временем выпало. Как-никак, прошли столетия. Вкратце напомню суть дела. Первые звездные экспедиции – точное количество их мне неизвестно, и установление его требует серьезных архивных разысканий, – были предприняты уже в начальный период освоения космоса, иными словами, весьма и весьма давно. С точки зрения логики такие попытки представляются нам абсурдными, но с эмоциональной точки зрения их можно объяснить, если попытаться поставить себя на место наших отдаленных предков. Человечество, позволю себе сказать, было молодым. Оно хотело доказать себе самому, что ему все по силам. И, не успев как следует утвердиться в Солнечной системе, оно кинулось к звездам. «Кинулось» – термин весьма условный, если учесть, что летали они с досветовыми скоростями, как сейчас мы в Системе, а возможность превышения этих скоростей, как известно, открылась перед нами лишь теперь. В те седые времена экспедиция обходилась в целую жизнь. То есть, срок полета даже к ближайшим звездам и назад был сопоставим с продолжительностью жизни; напомню, что в древности она была куда короче, чем теперь. Поэтому с самого начала было ясно, что предпринимать исследовательские экспедиции нет никакого смысла. Люди летели не исследовать новые миры, а заселять их. Летели, зная, что не только не вернутся, но и связь, самую обычную связь со старой родиной, – вряд ли смогут установить. Но в этом, позволю себе сказать, весь человек, весь его характер. Посадите человека, одного-единственного, на удобную планету – и ему вскоре начнет казаться, что ему на ней тесно, что небосвод стискивает его, как кокон, и ему непременно захочется прогрызть этот кокон и улететь. Улететь подальше, если даже он будет знать, что на новом месте лучше ему не будет, а будет хуже. Таков человек, и, несмотря на все усилия, другим он не становится. Отсюда вы, при желании, можете сделать вывод, что вопрос о нумерации экспедиций не так прост, как может показаться с первого взгляда.

«Марстеле»: Но в таком случае, почему экспедиции были прерваны на столько столетий? Неужели для поисков возможностей быстрого возвращения потребовалось столько времени?

Руководитель: Не совсем. Достаточно продолжительное время такие поиски вообще не проводились. В эпоху первых экспедиций все знали, что люди не вернутся из полета, но знать – одно, а пережить – другое. Невозможность узнать результат всегда мучительна; кроме того, с каждым годом люди все больше чувствовали отсутствие тех, кто улетел, чтобы исчезнуть навсегда; чувствовали не потому, что лишились самых лучших, самых значительных, самых нужных – ибо те, кто нужен в данный момент больше всего, никогда не улетают, а остаются там, где они нужны, – но потому, что произошла переоценка ценностей и смысл жертвы стал представляться ничтожным. Понимаете, если бы эти люди погибли, о них погоревали бы и перестали – сохранили бы память, и все. Но именно полное отсутствие информации, каждодневное ощущение того, что в любой момент улетевшие могут терпеть страшные бедствия и не имеют возможности позвать на помощь, а вы не можете и не могли бы эту помощь оказать, – именно эти обстоятельства заставили человечество не только прекратить экспедиции, но и отказаться от самой идеи их, хотя при этом и не обошлось без трений. Да, люди возненавидели самое идею – они вдруг поняли, как их ничтожно мало, если сравнить их хотя бы с числом известных нам звезд: человек во Вселенной – явление гораздо более редкое, чем звезда. Вот почему экспедиции не только прекратились, но даже и само упоминание о них стало и до наших дней оставалось нежелательным: человечеству вовсе не хотелось любоваться своей мгновенной стихийной жестокостью. Иными словами, и сами экспедиции, и отказ от них были в равной степени эмоциональными, а не рациональными действиями.

«Глобинформ»: Скажите пожалуйста, не тогда ли началось стремительное развитие наук о человеке?

Руководитель: Это стало одним из последствий. После того, как жертва была принесена и осознана, пришла пора спросить: а чего же ради приносятся такие жертвы? Что несем мы иным мирам? Не более, чем самих себя; но уж подлинно ли мы так хороши, так совершенны, так безупречны, что нужно приносить жертвы, чтобы преподнести другим мирам такой подарок? Не рано ли выходить из дому? Так подумали люди и решили, что торопиться не следует. Вот тогда и наступила пора расцвета наук о человечестве и обществе.

«Женщина Системы»: Не можете ли вы вкратце… Мы понимаем, что злоупотребляем вашим временем и что это можно найти в литературе, но уж раз об этом зашел разговор…

Руководитель: Хорошо, но лишь в самых общих чертах, потому что времени действительно мало. Дело обстояло так: в период, о котором идет речь, человек наконец всерьез занялся выполнением древнего завета: познай самого себя. Тем, что мы сегодня таковы, каковы мы есть, мы обязаны именно этому – не «событию», скажем – этой тенденции.