Сторона Германтов

Герцог, однако, по-прежнему не сводил с жены пристального взгляда: «Ориана, следует как-никак рассказывать всю правду, а не половину. Надо вам знать, — начал он объяснять, обращаясь к Сванну, — что тогдашняя жена английского посланника была очень милая женщина, но немного не от мира сего и постоянно совершала какие-нибудь оплошности; ей пришла в голову несколько причудливая мысль пригласить нас одновременно с президентом и его женой. Мы очень удивились, даже Ориана, тем более что супруга посланника знала достаточно людей нашего круга, чтобы не приглашать нас в такой странной компании. Там был один проворовавшийся министр, словом, я лучше умолчу, нас не предупредили, мы попались в ловушку, хотя, впрочем, следует признать, что все эти люди вели себя очень учтиво. Но с нас и того хватило. Герцогиня, которая не часто оказывает мне честь спрашивать у меня совета, решила, что должна через несколько дней завезти карту в Елисейский дворец. Жильбер, вероятно, зашел слишком далеко, когда решил, что это бросает тень на наше имя. Но не нужно забывать, что, отрешаясь от политики, господин Карно, который, положим, вполне достойно отправлял свою должность, — внук члена революционного трибунала, пославшего на смерть в один день одиннадцать членов нашей семьи».

— А тогда зачем вы, Базен, каждую неделю ездили ужинать в Шантильи? Герцог Омальский такой же внук члена революционного трибунала, с той разницей, что Карно был приличный человек, а Филипп Эгалите отпетый негодяй[418].

— Прошу прощения, что перебиваю, но я послал фотографию, — сказал Сванн. — Не понимаю, почему ее вам не отдали.

— Это меня не слишком удивляет, — отозвалась герцогиня. — Слуги мне говорят только то, что считают нужным. Вероятно, орден Святого Иоанна им чем-то не угодил. — И она позвонила.

— Вы же знаете, Ориана, в Шантильи я ездил без особого восторга.

— Без восторга, но с ночной рубашкой на случай, если принц пригласит вас остаться ночевать, впрочем, он это делал довольно редко, потому что был настоящим хамом, как все герцоги Орлеанские. Вы знаете, с кем мы обедаем у г-жи де Сент-Эверт? — спросила герцогиня мужа.

— Кроме тех, о ком вы знаете, будет брат царя Теодоза, его пригласили в последнюю минуту.

При этой новости в чертах герцогини изобразилось удовольствие, а в голосе прозвучала скука: «О господи! Опять принцы!»

— Ну, этот принц любезный и умный, — заметил Сванн.

— Хотя тоже не вполне, — возразила герцогиня; казалось, она подбирает слова, чтобы придать своей мысли больше новизны. — Вы замечали, что самые любезные из принцев не так уж любезны? Да-да, уверяю вас! Они считают, что всегда должны иметь обо всем свое мнение. А поскольку своего мнения у них нет, они полжизни тратят на то, чтобы выведать наше, а вторую половину — на то, чтобы нам же его и высказать. Они непременно должны объявить, что вот это сыграли хорошо, а то сыграли хуже. Им-то самим все равно. Да тот же самый Теодоз-младший (не помню его имени) спрашивал меня, как называется лейтмотив в оркестре. Я ему ответила, — продолжала герцогиня, блестя глазами и хохоча алыми прекрасными губами: — «Это называется лейтмотив в оркестре». Но он, кажется, остался недоволен. Ах, миленький мой Шарль, — продолжала герцогиня, — как скучно бывает на этих званых обедах! В иные вечера думаешь, уж лучше умереть. Хотя умирать, наверное, так же скучно, мы просто не знаем, как это бывает.

Вошел лакей. Это был тот самый юный жених, который беспрестанно ссорился с швейцаром, пока герцогиня по своей доброте не заставила их примириться хотя бы для виду. «Сегодня вечером мне нужно справляться о его сиятельстве маркизе д’Осмоне?» — спросил он.

— Ни в коем случае, до утра ничего не предпринимайте! Я даже не хочу, чтобы сегодня вечером вы оставались дома. Вы же знаете его камердинера, если понадобится, он приедет сюда и велит вам нас разыскать и известить. Так что уходите из дому, идите куда пожелаете, кутите напропалую, ночуйте где вам угодно, и чтобы я вас не видел дома до утра.

Лицо лакея просияло бесконечной радостью. Наконец он проведет долгие часы со своей суженой, а ведь он почти с ней не виделся с тех пор, как швейцар устроил ему очередной скандал и герцогиня мягко объяснила ему, что лучше ему больше не уходить из дому, чтобы избежать дальнейших столкновений. При мысли о свободном вечере он утопал в блаженстве, и герцогиня заметила это и поняла. У нее сжалось сердце и зачесались руки и ноги при виде счастья, к которому она не имела отношения, которое от нее скрывали, и она задохнулась от раздражения и ревности. «Нет, Базен, наоборот, пускай он сидит дома и никуда не уходит».

— Но, Ориана, это же глупо, вся прислуга на месте, а в полночь в вашем распоряжении будут еще и камеристка, и костюмер, чтобы одеть вас к балу. Он здесь совсем не нужен, а ведь он один из всех слуг дружит с лакеем Мама`; нет, я решительно предпочитаю, чтобы его духу здесь не было.