– В следующей клетке живёт кролик зайцевидный.
Дуся, до сего момента делавшая лицо кирпичом, прыснула и забрызгала слюной честную компанию.
– Не смотрите на него так пристально. Ничего особенного. Просто очень вкусный, если с поджаренной корочкой, лучком и хреном.
– В следующий раз, друзья, в следующий раз, – заверил компанию Костя, – сегодня и так сыты. Божьим промыслом…
– В клетках справа: хорёк-горбунок, мышка-панда и попехвост чешуйчатый – этих можете рассматривать, если не прячутся.
Публика ржёт, а я перехожу к птичьим.
– Ведрозд – это крупная птица. Да, ростом с ведро. Слововей – эти, в отличие от обычного соловья не поют, а былины рассказывают. Сказки на ночь. Лгусь быкновенный… Этому ежели не верить – забодает. Голосова…
– Голосова? – уточнил подозрительный Костя.
– Да, вполне себе такая. С активной гражданской позицией. Нудятел…
– Нудятел? – переспросила ошарашенная Инга.
– Нудятел, – подтвердил я, сверкая и рисуясь в лучах Ингиного восторженного взгляда.
– Значит, нудятел?
– Ну… Сами понимаете. А вот здесь под стеклом вашему вниманию предлагается уникальная монография «Экскрементальная орнитология» – определение видов птиц по помёту.
– Шикарно! – Инга впервые в жизни готова меня обнять.
– Да ладно, все птичьи какашки одинаковые, – не врубилась Дуська.
– А что у нас с обезьянами? – торопит меня Инга.
– С ними всё в порядке, – тяну резину и подбираю слова. – Вот, к примеру, грубезьяна. Груба и неотёсана.
– А облезиана, хоть и облезлая, но мила и нежна? – пробный шар Инги на моём поле снискал поощрительное похрюкивание уважаемой публики.
– Мартышка-беспортышка, – держу удар и восстанавливаю статус-кво. – Верно, обыкновенная мартышка. Без портков. Ничего особенного.
– Ну а где что-то особенное? – наступает Инга.
– Как где! – округляю глаза, и обвожу рукой соседний куст, словно это прелюбопытнейшая клетка. – Познакомьтесь, это неразгибон!
– О! Это великая обезьяна! – подыграл Костя.
– Вы думаете, ему сложно разогнуться? Ха! Просто это не раз гибон, не два гибон и даже не три гибон, а целое семейство неразгибонов.
– И даже целый их клан, – поддакнула Дуся.
– Но сам я обожаю вот это скромнейшее существо, – я понизил голос, и друзья сгрудились вокруг, чтобы не упустить детали. – Маленькая пушистая обезьянка Мартышка. Да-да, я не ошибся. Ударение на первый слог. Но как разительно меняется наше восприятие!
Инга поджала губу, словно озадаченный знаток. Заценила.
– Вот тут осторожнее, пожалуйста, – я изобразил испуг, спровоцировав у приятелей рефлекс поозираться. – Это трёхгорлый вербалюд. Он, сука такая, плюётся хором в три горла. За вербалюдом испуганно наблюдает тузебра. Хозяйничает горбатый в общем вольере, нет на него управы. А над зоопарком возвышается единоног – самый огромный в мире зверь, чем-то похожий на избушку на одной большой и толстой куриной ноге.
– Со шпорой, – добавил Костя.
– Да, есть там такая. Бензопила размером со стрелу башенного крана.
Дуся впечатлилась:
– Такая пила нам в леспромхозе нужна!
– Обратная крайность, – невозмутимо продолжил я, – пониослик. Да, вот такой полезный копытный зверёк. Сам всего лишь с крупную кошку, но пару бутылок пива доставит, если что.
– А кто там отсвечивает в самой большой клетке? – провоцирует Костя.
– О, это прислонёнок, – небрежно бросил я, – не дай бог прислонится лично к вам. Мокрое место вместо вас гарантировано.
Мы вдохновенно ржали, пока унылый пейзаж взорванной ВДНХ плавно проплывал назад, ибо брели мы по широкой прямой аллее на выход. К троллейбусу.
– С бегемотами, пожалуй, всё ясно, – подхватила Инга. – Бегимонд – это монстр, который обежал по кругу земной шар.
– А если бегемоту болтами прикрутить к носу рог от буйвола… – мечтательно подхватил я.
– Получится носорог!
– Правильно! А бегемот, которому в ноздри вставили кольцо – носоринг. А вот и его верный широколобый соратник – лбык!
– Обожаю тебя, – в сердцах бухнула Инга.
Костя занервничал.
– Перейдём же к кошкам, – предложил он, чтобы плавно закруглить тему.
– Дристливым львом нас не удивишь, – напомнила Инга.
Но я и не собирался размениваться так дёшево.
– Можно долго и скрупулёзно домысливать, что за животное перед нами, – заинтриговал я уважаемую публику, – скажу лишь, что зовут этого млекопитающего гиппапапард. Смотрите, как ядовито злятся его маленькие глазки!
Инга с Дусей переглянулись. Но какие же разные это были улыбки!
– Знакомьтесь, квартигра, – невозмутимо продолжал я, – разновидность царь-кошки, специально выведенная для проживания в квартирах. Откуда они в зоопарке? Понимаете ли… Некоторые владельцы не выдерживают, отказываются от них. И приносят нам. А куда ещё их девать?
– Не в цирк же их сдавать, в самом деле! – подтвердила Инга.
– Ну неужели! – согласился я, скопировав тон героини Татьяны Васильевой из комедии «Моя морячка».
– А ветеринары в вашем зоопарке есть? – поинтересовалась Дуся.
– Только рогопед и копытолог, – стушевался я, – да и то на полставки. А так они в милиции служат. Специализируются по конторам типа «Рога и копыта».
– Тебе надо книжки писать, – искренне оценила Инга мой талант.