Читаем Столпы Земли полностью

Оба вошли в дом. Уильям почувствовал запах вареного окорока, и у него потекли слюнки, хотя ему явно было не до еды. Большинству людей сейчас было не до разносолов, все питались скудно, но Уолеран упорно стоял на своем: голод никак не должен был сказаться на его образе жизни. По правде говоря, ел он всегда немного, но любил, чтобы все лишний раз заметили, как он богат и могуществен, несмотря ни на какие неурожаи.

Городской дом епископа ничем особенным не выделялся: узкий фасад, зал при входе, позади – кухня; за домом небольшой двор с выгребной ямой, ульями и загоном для свиней. Уильям облегченно вздохнул, увидев, что в зале их ждет монах.

– Здравствуй, брат Ремигиус, – обратился к нему Уолеран.

– Здравствуй, мой господин. День добрый, лорд Уильям.

Граф с интересом разглядывал монаха. Он был весь какой-то дерганый, но выражение лица было самонадеянное, даже надменное, голубые глаза выпирали из орбит. Что-то в его облике было Уильяму знакомым, впрочем, все монахи с выбритой макушкой были в Кингсбридже на одно лицо. Он давно слышал о нем как о доносчике епископа в стане приближенных приора Филипа, но говорил с ним впервые.

– Что ты можешь мне сообщить? – спросил граф.

– Есть кое-что, – ответил Ремигиус.

Уолеран скинул свою отороченную мехом накидку и подошел к огню согреть руки. Слуга принес горячее самбуковое вино в серебряных бокалах. Уильям взял один, отпил немного согревающей жидкости и ждал, пока слуга уйдет.

Уолеран тоже сделал маленький глоток и тяжелым взглядом уставился на Ремигиуса. Как только слуга вышел, Уолеран сказал, обращаясь к монаху:

– Ты придумал какой-нибудь предлог, чтобы уйти из монастыря?

– Нет, – ответил Ремигиус.

Уолеран привычно вскинул бровь.

– Я больше туда не вернусь, – дерзко продолжил монах.

– Как же так?

Ремигиус глубоко вздохнул:

– Ты же строишь собор здесь, в Ширинге.

– Ну, не собор, а церковь.

– Но она станет со временем кафедральным собором, ты ведь так задумал?

Уолеран помедлил и сказал:

– Ну, допустим, что ты прав.

– А собором правит капитул из монахов или каноников.

– Ну и?..

– Я хочу быть приором.

Ну что ж, подумал Уильям, это справедливо.

– И ты так уверен, что получишь здесь место, – резко начал Уолеран, – что посмел покинуть Кингсбридж, не получив разрешения от Филипа и даже не придумав уважительной причины?

Ремигиус почувствовал себя не в своей тарелке. Уильяму даже стало немного жаль старика: когда на Уолерана накатывало такое презрительное отношение к собеседнику, любой мог потерять голову.

– Надеюсь, я поступил не слишком самонадеянно, – сказал Ремигиус.

– Так ты сможешь навести нас на Ричарда?

– Да.

Уильям, возбужденный, воскликнул:

– Молодчина! Где же он?

Ремигиус молча посмотрел на Уолерана.

– Ну же, Уолеран, – засуетился граф, – дай ты ему место, Христа ради!

Но епископ все еще медлил. Уильям знал, что тот терпеть не мог, когда его подгоняли. Наконец Уолеран сказал:

– Хорошо. Ты будешь приором.

– Ну а теперь говори: где Ричард? – не унимался Уильям.

Ремигиус по-прежнему не сводил глаз с епископа.

– С сегодняшнего дня?

– С этого часа.

Ремигиус, довольный, повернулся к Уильяму:

– Монастырь – это не просто церковь и спальни для монахов. Ему нужны земли, свои фермы, церкви, платящие десятину.

– Скажи мне, где искать Ричарда, и получишь пять деревень с их приходскими церквами. Для начала, – сказал Уильям.

– Понадобятся еще кое-какие льготы...

– Ты все получишь, – вступил Уолеран, – не бойся.

– Ну, давай же, монах! – наседал Уильям. – Меня за городом дожидается целая армия. Где прячется Ричард?

– Есть такое местечко, называется Каменоломня Салли, чуть в сторону от дороги на Винчестер.

– Знаю! – Уильям едва сдержал себя, чтобы не взвыть от радости. – Это заброшенная каменоломня. Туда больше никто не суется.

– Да, помню, – сказал Уолеран. – Оттуда уже многие годы не возят камень. Что ж, неплохое укрытие, и ни за что не догадаешься, пока не наткнешься на него.

– Но это еще и прекрасная ловушка, – злорадно произнес Уильям. – С трех сторон стены настолько выработаны, что стали почти отвесными. Никто не сможет спастись. А пленники мне не нужны. – Возбуждение его росло по мере того, как он рисовал в своем воображении сцену кровавой бойни. – Я уничтожу их всех до одного. Передавлю, как цыплят в курятнике.

Оба слуги Господа с удивлением смотрели на него.

– Ну что, не нравится такая картинка, брат Ремигиус? – с презрением в голосе спросил Уильям. – А у тебя, мой господин епископ, что, желудок свело при мысли о крови? – По их лицам граф видел, что попал в точку. Они были великими интриганами, эти святые отцы, но, когда дело доходило до крови, предпочитали полагаться на таких решительных людей, как он. – Я знаю, вы будете молиться за меня, – усмехнулся Уильям и вышел из комнаты.

Лошадь его была привязана на дворе, великолепный вороной жеребец, который, правда, не мог сравниться с его боевым конем, доставшимся Ричарду. Уильям ловко вскочил в седло и умчался из города. По дороге он постарался подавить свое возбуждение, чтобы на холодную голову обдумать план боя.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза