Столпы Земли

Она с волнением следила, как воспримет он эту новость. Как конец своей юности и свободе? Или?.. Лицо его стало совсем серьезным. Обычно мужчине нужно девять месяцев, чтобы свыкнуться с мыслью, что он – отец. Джек осознал это в одно мгновение. Он снова взглянул на малыша и улыбнулся.

– Наш сын, – сказал он. – Я так рад.

Алина счастливо вздохнула.

Джек вдруг насторожился:

– А как же Альфред? Он знает?..

– Конечно. Ему достаточно было один раз увидеть ребенка. И потом... – Алина смутилась. – Твоя мать, она прокляла наш брак, и у Альфреда так ни разу... ты знаешь, о чем я... ничего не получилось...

Джек грубо рассмеялся:

– Вот она, справедливость.

Алине не понравилось, как он произнес эти слова.

– Мне было очень тяжело. – В ее голосе сквозила укоризна.

– Прости, – сказал он. – И как он поступил?

– Когда он увидел ребенка, он вышвырнул меня.

Джек разозлился:

– Он не бил тебя?

– Нет.

– Все равно. Свинья!

– Наверное, хорошо, что он нас выгнал. Поэтому я и стала искать тебя. И вот – нашла. Я такая счастливая... даже не знаю, что делать.

– Какая же ты у меня смелая! До сих пор не могу поверить. Пройти за мной столько дорог!

– Я бы прошла еще столько же, лишь бы найти тебя.

Джек снова поцеловал ее. Чей-то голос произнес по-французски:

– Если уж ты не можешь не вести себя непристойно, оставайся за порогом алтаря. – Это был молодой монах.

– Прости меня, отец. – Джек взял Алину за руку, и они вместе спустились по ступенькам.

– Я когда-то был монахом, – сказал он, – я знаю, как им тяжело видеть целующихся влюбленных.

Счастливых влюбленных, подумала Алина, а мы – счастливы. Они прошли через весь собор и вышли на шумную рыночную площадь. Алине до сих пор не верилось, что она стоит рядом с Джеком под ласковым солнцем; сразу столько счастья – не каждый выдержит.

– Ну, что же мы теперь будем делать? – спросил Джек.

– Не знаю, – ответила она и улыбнулась.

– Давай-ка купим для начала каравай хлеба, бутыль вина и уйдем в поля. Пообедаем.

– Это было бы замечательно. Как в раю.

Они зашли к булочнику и виноторговцу, потом на рынке купили у молочницы хороший кусок сыра и уже совсем скоро ехали верхом по дороге из городка.

Алина неотрывно смотрела на Джека, словно до конца так и не верила, что вот он – рядом с ней, живой-здоровый и улыбающийся.

– Как у Альфреда дела на строительстве? – спросил Джек.

– Ой! Я же тебе не сказала главного! – Алина совсем забыла, как давно Джека не было дома. – Случилось несчастье. Обвалилась крыша собора.

– Что?! – Джек вскрикнул так, что лошадь в испуге отпрянула. Он немного успокоился. – Как это произошло?

– Никто не знает. Они возвели свод над тремя пролетами к Троице, и все рухнуло прямо во время службы. Это было ужасно: семьдесят девять человек погибли.

– Какой ужас. – Джек был потрясен. – А как приор Филип отнесся к этому?

– Ему было совсем плохо. Похоже, он раз и навсегда потерял охоту ко всему. Даже не знаю, чем он сейчас занимается.

Джеку было трудно представить себе Филипа таким; тот всегда был решительным и полным сил.

– А что стало со строителями?

– Все разбежались. Альфред теперь живет в Ширинге, строит дома.

– Кингсбридж, наверное, совсем опустел.

– Да, он снова стал похожим на деревню, каким и был когда-то.

– Где же Альфред мог ошибиться? – Джек обращался наполовину к себе. – У Тома в плане никогда не было каменного свода, но Альфред ведь сильно укрепил подпорки, они должны были выдержать.

Джек постепенно пришел в себя, и теперь они молча двигались по дороге. Отъехав от Сен-Дени на милю, они привязали своих лошадей в тени высокого вяза и устроились на краю поля зеленеющей пшеницы возле небольшого ручейка, чтобы перекусить. Джек сделал глоток вина и с удовольствием облизал губы.

– Да, ничего похожего на французское вино в Англии нет, – сказал он и отломил по куску хлеба себе и Алине.

Она стыдливо расстегнула спереди платье и дала грудь ребенку. Заметив, что Джек не сводит с нее глаз, она еще больше покраснела.

– А как бы ты хотел назвать его? – спросила Алина, пытаясь скрыть свое смущение. – Может быть, Джеком?

– Не знаю. – Он выглядел очень задумчивым. – Так звали и моего отца, которого я никогда не видел. Вдруг это будет плохой приметой? Очень близким человеком для меня всегда был Том Строитель.

– Так, может, назовем его Томом?

– Пожалуй.

– Только Том был таким большим. Может, лучше – Томми?

Джек кивнул.

– Хорошо. Пусть будет Томми.

Малыш, не подозревая о важности этого мгновения в своей жизни, спал крепким сном, наевшись досыта. Алина положила его на землю, подложив вместо подушки свой платок. И посмотрела на Джека, чувствуя какую-то неловкость. Она хотела, чтобы он взял ее прямо здесь, на траве, но просить боялась, поэтому просто смотрела на него и ждала.

– Если я тебе что-то скажу, обещаешь, что не будешь плохо обо мне думать?

– Хорошо.

Джек замешкался и робко сказал:

– С тех пор как я тебя увидел, я не могу думать ни о чем другом, кроме как о твоем обнаженном теле под этим платьем.

Алина улыбнулась:

– Я не буду плохо думать о тебе. Я рада.

Джек смотрел на нее голодным раздевающим взглядом.