Столпы Земли

Внезапно с винтовой лестницы послышались чьи-то шаги. У Алины перехватило дыхание, как после быстрого бега. Неужели за ней крались по пятам? Кто-то невидимый шел теперь по проходу. Она больше не держалась за перегородку и стояла, качаясь, на самом краю. И вдруг увидела Джека. Сердце забилось еще сильнее, она почти слышала его глухие удары.

– Что ты здесь делаешь? – спросил он осторожно.

– Я... я просто хотела посмотреть, как идет строительство...

Джек показал на капитель над ее головой и сказал:

– Моя работа.

Алина взглянула вверх. Высеченный из камня гигант, казалось, держал на своих плечах всю тяжесть свода. Тело его свело от напряжения. Немигающим взглядом смотрела она на это чудо: ничего подобного в жизни ей видеть не доводилось.

– Я чувствую то же, что и он, – произнесла Алина, обращаясь, скорее, к себе самой.

Когда она вновь взглянула на Джека, тот уже стоял рядом с ней. Рука его нежно, но в то же время решительно легла на ее руку.

– Я знаю, – сказал он.

Алина еще раз посмотрела с высоты вниз, и от страха ей стало не по себе. Джек крепче сжал ее руку и повел к выходу. Она не сопротивлялась.

Вместе они спустились по винтовой лестнице и вышли во двор. Джек повернулся к совсем ослабевшей Алине и как бы между прочим сказал:

– Я сидел за книгой и вдруг увидел тебя.

Его молодое лицо светилось нежностью и участием, а она вдруг вспомнила, почему убежала сюда ото всех, зачем так искала одиночества. Ей хотелось поцеловать Джека, и в его глазах она читала то же страстное желание. Каждой клеточкой своего тела стремилась Алина в его объятия, с губ готовы были сорваться слова: «Моя любовь подобна грому, мятущемуся льву, бессильной ярости»; но вместо этого лишь обреченно сказала:

– Я, наверное, выйду замуж за Альфреда.

Ошеломленный Джек не сводил с нее глаз. Затем на лице его появилось выражение глубокой печали, какое бывает у умудренных жизнью старцев. Алина боялась, что он сейчас расплачется, но вместо этого в глазах его вспыхнул злой огонек. Он хотел было что-то сказать, но потом передумал, какое-то время колебался и наконец голосом, холодным, как северный ветер, произнес:

– Лучше бы ты тогда прыгнула вниз.

Резко развернувшись, он пошел прочь.

«Я потеряла его навсегда», – подумала Алина. Сердце ее готово было разорваться от боли.

II

Свидетелей тайной вылазки Джека из монастыря в праздник урожая было много. Само по себе деяние это преступлением не являлось, но, поскольку юноша уже не раз был замечен в подобных шалостях, а на этот раз еще и позволил себе заговорить с незамужней женщиной, это было расценено как серьезный проступок. Поведение его осуждалось на следующий день на собрании капитула, где было решено запретить Джеку выходить на улицу, а из здания в здание он мог переходить только в сопровождении старших.

Джек на это никак не отреагировал. Он был настолько подавлен словами Алины, что все остальное перестало для него существовать. И пусть его даже высекут – это ничего не изменит, решил он.

Ни о каком строительстве собора теперь не могло быть речи; да и, сказать по правде, с тех пор как Альфред взял все в свои руки, никакой радости от работы Джек не испытывал. Свободное время он проводил за чтением, делая поразительные успехи в латыни, и мог справляться с любыми текстами; а поскольку все полагали, что читает он только для того, чтобы совершенствовать язык, и ни для чего другого, ему было позволено пользоваться любыми книгами.

И хотя библиотека была совсем небольшая, в ней имелось несколько работ по философии и математике, и Джек с энтузиазмом погрузился в них.

Многое из того, что он читал, оставляло у него чувство разочарования: целые страницы с генеалогическими таблицами, скучные описания всевозможных чудес, творимых давно почившими святыми, бесконечные теологические премудрости... Первой книгой, которая по-настоящему запала Джеку в душу, стала «Всемирная история». Здесь было все: от сотворения мира до основания монастыря в Кингсбридже, – и, закрыв ее, он почувствовал, что теперь знает обо всем на свете. Через некоторое время ему стало ясно, что всего в одной книге не опишешь: в конце концов, жизнь не ограничивалась только Кингсбриджем и Англией, были еще Нормандия и Анжу, Париж и Рим, Эфиопия и Иерусалим, так что автор о многом умолчал. И тем не менее ощущение, которое испытал Джек, было ни с чем не сравнимо. Прошлое предстало перед ним удивительной чередой событий, а мир казался не безграничной тайной, а доступной для понимания стройной системой.