Столпы Земли

Джек опустился на колени. Он почувствовал, что просто обязан что-то сделать или что-то сказать, и только теперь он впервые понял, почему люди так часто причитают над усопшими.

– Мама будет ужасно скучать без тебя, – сказал Джек. Он вспомнил свои злые слова, которые бросил Тому в тот день, когда подрался с Альфредом. – Почти все это неправда, – проговорил Джек, и по его щекам покатились слезы. – Ты многое для меня сделал. Ты кормил меня и заботился обо мне, и ты сделал мою маму счастливой... по-настоящему счастливой. – Джек чувствовал, что есть еще что-то очень-очень важное. Дело не в пище и крыше над головой. Том дал ему нечто такое, что не мог бы дать ему ни один другой человек, даже его родной отец; нечто такое, что стало его страстью, его талантом, его искусством, его образом жизни. – Ты дал мне собор, – прошептал Джек. – Спасибо тебе.

Часть IV 1142-1145

Глава 11

I

Торжество Уильяма было омрачено пророчеством Филипа: вместо радости и ликования его охватил ужас оттого, что за содеянное он мог оказаться в аду.

Тогда, в пылу сражения, он, усмехнувшись, с вызовом бросил Филипу: «Вот он – ад, монах!» Теперь, когда все было кончено и он увел своих людей из пылающего города, когда сердца их перестали учащенно биться, а лошади перешли на шаг, когда он смог наконец оглянуться назад и увидел, сколько людей было ранено, убито и сожжено заживо во время набега, – только теперь в его памяти всплыло пылавшее гневом лицо Филипа, который, перстом указывая на груды изуродованной человеческой плоти, произнес свое роковое: «ждут тебя муки адовы за содеянное».

С наступлением темноты чувство угнетения и подавленности целиком овладело им. Его воины начали было наперебой, смакуя детали, обсуждать все перипетии кровавой бойни, но вскоре настроение Уильяма передалось и им, и вокруг воцарилась гнетущая тишина. Эту ночь они провели в поместье одного из людей Уильяма. За ужином все до бесчувствия напились. Хозяин поместья, зная, что обычно мужчины испытывают после боя, привел из Ширинга нескольких потаскух, но заработать тем так и не удалось: воякам было явно не до женских прелестей. Уильям всю ночь не сомкнул глаз, трясясь от страха и с ужасом думая, что может умереть во сне и попасть прямиком в ад.

Наутро, вместо того чтобы вернуться в Ерлскастл, он со своими людьми направился к епископу Уолерану. В резиденции они его не застали, но Дин Болдуин сказал, что епископ должен быть после полудня. Уильям ждал в часовне, не сводя глаз с креста над алтарем и дрожа всем телом, несмотря на летнюю жару.

Когда Уолеран наконец появился, Уильям готов был целовать ему ноги.

Епископ, в своих черных одеждах, величаво вошел в часовню и холодно спросил:

– Что привело тебя сюда?

Уильям поднялся с колен, стараясь скрыть свой малодушный страх за внешним самообладанием.

– Я только что сжег Кингсбридж...

– Знаю, – перебил Уолеран. – Весь день только об этом и слышу. Какая муха тебя укусила? Ты что, сошел с ума?

Такой реакции Уильям совершенно не ожидал. Он не стал заранее обсуждать с Уолераном план набега, поскольку был абсолютно уверен, что тот одобрит его: Уолерану было ненавистно все связанное с Кингсбриджем и особенно приор Филип. Уильям полагал, что епископ, если и не будет ликовать по этому поводу, по крайней мере останется довольным.

– Я только что уничтожил твоего главного врага, – сказал Уильям, – и теперь хотел бы исповедаться.

– Не удивлен, – ответил Уолеран. – Говорят, больше ста человек сгорели заживо. – Его передернуло. – Страшная смерть.

– Я готов исповедаться, – повторил Уильям.

Уолеран покачал головой:

– Не знаю, смогу ли я отпустить тебе грехи.

Крик ужаса вырвался из уст Уильяма.

– Но почему?!

– Ты ведь знаешь, что мы с епископом Генри Винчестерским вновь приняли сторону короля Стефана. Вряд ли король одобрит отпущение грехов стороннику принцессы Мод.

– Проклятие, Уолеран, ведь это же ты уговорил меня перейти на службу к ней.

Уолеран пожал плечами:

– Ну и что? Остановить ее никогда не поздно.

Уильям понял, что этого епископ и добивался. Он хотел, чтобы Уильям стал верой и правдой служить Стефану. А его возмущение по поводу Кингсбриджа было явно наигранным: он просто решил поторговаться. Эта мысль принесла Уильяму огромное облегчение. Он понял, что отказ Уолерана отпустить ему грехи был не таким категоричным. Но вот хотел ли он, Уильям, вновь менять хозяина? Какое-то время он молчал, стараясь спокойно обдумать.

– Все лето Стефан одерживает победы, – продолжал Уолеран. – Мод умоляет мужа прийти ей на помощь из Нормандии, но ему это не по силам.

Положение Уильяма было хуже некуда: Церковь отказывала ему в прощении за преступления, шериф обвинял в убийстве, король-победитель Стефан поддерживал и Церковь, и шерифа... Что оставалось ему?..