– К королю?! – опешил Филип. Это предложение его несколько напугало.
– Он спросит нас, какую мы желаем награду.
Филип понял, к чему клонит Уолеран, и весь затрепетал.
– И мы скажем ему...
Уолеран отвернулся от окна и посмотрел на Филипа; его глаза стали похожими на черные драгоценные камни, в которых блестела жажда власти.
– Мы скажем ему, что желаем иметь в Кингсбридже новый собор, – договорил он начатую Филипом фразу.
Том знал, что Эллен поднимет шум.
Она и так уж злилась за то, что случилось с Джеком, и Тому надо было как-то успокоить ее. Но известие о «покаянии», которое должна была принести Эллен, теперь могло лишь подлить масла в огонь. Тому очень хотелось отложить объяснение с ней на день-два, чтобы дать ей время немного остыть, но приор Филип сказал, что она должна покинуть монастырь до наступления ночи; и так как Филип сообщил ему об этом требовании в полдень, его разговор с Эллен состоялся во время обеда.
В трапезную они направились вместе с остальными монастырскими работниками после того, как монахи закончили свой обед и ушли. За столом было тесно, но Том подумал, что, возможно, это и неплохо, ибо присутствие посторонних должно было несколько сдержать Эллен.
Но Том ошибался, и очень скоро он это понял.
Он попытался сообщить ей эту неприятную весть осторожно, маленькими порциями.
– Они знают, что мы не женаты, – начал он.
– Кто им наболтал? – зло спросила Эллен. – Какой-нибудь скандалист?
– Альфред. Не вини его – хитрый монах Ремигиус вытянул из него все как есть. Как бы там ни было, мы ведь не просили детей держать это в тайне.
– Я не виню мальчишку, – сказала она уже более спокойным голосом. – Ну и что же они говорят?
Том, наклонившись над столом, подался вперед и прошептал:
– Они говорят, что ты вступила во внебрачную связь. – Он молил Бога, чтобы их никто не услышал.
– Я вступила во внебрачную связь? – громко переспросила она. – А как насчет тебя? Разве этим монахам неизвестно, что для того, чтобы вступить в связь, нужны двое?
Сидевшие поблизости люди засмеялись.
– Тише! – поморщился Том. – Они говорят, что мы должны пожениться.
Она в упор посмотрела на него.
– Если бы это было все, ты не выглядел бы таким жалким, Том Строитель. Выкладывай остальное.
– Они хотят, чтобы ты исповедалась в своем грехе.
– Притворные извращенцы! – с омерзением воскликнула она. – Каждую ночь проводят друг у друга в задницах, а потом у них хватает наглости называть то, что мы делаем, грехом.
Смех в трапезной усилился. Работники прекратили свои разговоры и принялись слушать Эллен.
– Не так громко, – взмолился Том.
– Как я понимаю, они хотят, чтобы я еще и принесла публичное покаяние. Им бы только унизить меня. Что им еще нужно? Давай, говори правду! Ведьме лгать нельзя.
– Перестань! – зашипел Том. – Этим ты только делаешь хуже.
– Тогда говори.
– Нам придется год прожить порознь, и ты должна будешь соблюдать целомудрие...
– Да нассать мне на это! – закричала Эллен.
Теперь на них уже смотрели все.
– И на тебя мне нассать, Том Строитель, – не унималась она. Только сейчас до нее дошло, что она была в центре всеобщего внимания. – И на всех вас тоже! – крикнула она сидевшим за столом работникам. Большинство из них весело улыбались. На нее было трудно обижаться, возможно, потому, что раскрасневшееся лицо и золотистые глаза делали ее такой очаровательной. Эллен встала. – Нассать мне на Кингсбриджский монастырь! – Под гром аплодисментов она вскочила на стол и пошла вдоль него. Обедавшие работяги с хохотом убирали с ее дороги свои миски с супом и кружки с пивом и, когда она проходила, ставили их обратно. – Нассать мне на приора! – продолжала Эллен. – И на его помощника нассать, и на ризничего, и на регента хора, и на казначея, и на все их дела и указы, и на их сундуки, полные серебряных монет! – Она дошла до конца стола. Рядом стоял другой стол, поменьше, на котором лежала раскрытая книга и за которым во время монашеской трапезы обычно сидел один из братьев и читал вслух. На него-то Эллен и перепрыгнула с обеденного стола.
Том вдруг понял, что должно было произойти дальше.
– Эллен! – заорал он. – Не надо! Пожалуйста...
– Нассать мне на Завет Святого Бенедикта! – визжала она изо всех сил. Затем, задрав юбку, она подогнула колени и стала мочиться прямо на раскрытую книгу.
Находившиеся в трапезной мужчины ревели от хохота, стучали кулаками по столу, топали ногами, выли, свистели и улюлюкали. Том не был уверен, разделяют ли они презрение Эллен к священному Завету или просто им доставляет удовольствие смотреть на красивую женщину, выставившую себя на всеобщее обозрение таким образом. В ее бесстыдной вульгарности было что-то эротическое, но в то же время невозможно было удержаться от волнения, глядя, как кто-то открыто оскверняет книгу, которую монахи считали своей святыней. Но какая бы на самом деле причина ни была, а зрелище им нравилось.
Эллен спрыгнула со стола и под бурю оваций выбежала в дверь.