Столпы Земли

Горничная вернулась вместе со своей матерью, которая тут же начала жечь в железной чаше пучки сухой травы. Резкий дурманящий запах, казалось, убил все остальные.

— Захочет пить — давай ему грудь как можно чаще, — сказала женщина. — И сама побольше пей, чтобы было молоко. Это все, что ты можешь сделать.

— А он поправится? — с тревогой спросила Алина.

Женщина с сочувствием посмотрела на нее:

— Не знаю, дорогая. Когда они такие крошечные, никогда не знаешь. Многие выживают, некоторые умирают. Это твой первенец?

— Да.

— Ты просто помни, что у тебя могут быть еще дети.

«Но ведь это ребенок Джека, а Джека я потеряла!» — мелькнула страшная мысль, но вслух говорить об этом Алина не стала, поблагодарила женщину и заплатила за травы.

Когда мать с дочерью ушли, она смешала святую воду с обычной, намочила в ней тряпку и положила малышу на головку.

К концу дня ему стало хуже. Алина давала ему грудь, когда он плакал, пела колыбельные песни, если не спал, и меняла тряпку у него на головке, когда он засыпал. Сосал он подолгу и при этом часто вздрагивал. К счастью, молока у нее всегда было много. Алина сама была еще очень больной и питалась только сухарями и разбавленным вином. Часы тянулись долго, комната, в которой она лежала, с засиженными мухами стенами, грубым дощатым полом, вечно не закрывающейся дверью и грязным маленьким оконцем, стала ей ненавистной. Вся обстановка состояла из четырех предметов: вконец расшатавшейся кровати, стула на трех ножках, подпорки для веревки, на которой развешивают белье, и подсвечника с тремя зубцами и только одной свечой.

Когда стемнело, пришла горничная и зажгла свечу. Она посмотрела на ребенка, лежавшего на кровати: тот вяло шевелил ручками и ножками и жалобно хныкал.

— Бедный кроха, — сказала она. — Он ведь даже не понимает, отчего ему так плохо.

Алина легла на кровать, но оставила свечу гореть, чтобы видеть ребенка. Этой ночью оба спали очень беспокойно. Ближе к рассвету малыш задышал ровнее и больше не кричал.

Алина всю ночь тихо плакала. Она потеряла следы Джека, ее ребенок умрет в этой таверне, полной чужих людей, за сотни миль от родного дома. Второго Джека уже не будет, как не будет у нее других детей. Возможно, она тоже умрет. Да это, наверное, и к лучшему… Все эти мрачные мысли лезли ей в голову до самого утра, когда она, вконец обессилевшая, задула огарок свечи и, откинувшись на подушку, заснула.

Разбудил ее громкий шум, доносившийся снизу. Солнце уже взошло, и на берегу реки, прямо под окнами таверны, вовсю суетился народ. Ребенок не шевелился, его личико было спокойное. Холодный ужас сковал ее сердце. Она дотронулась до его груди: он был не горячий, но и не холодный. Алина испуганно охнула. Малыш глубоко вздохнул и открыл глазки. От облегчения она чуть не потеряла сознание.

Она схватила его на руки, прижала к себе и в голос заревела. Он поправился, ее кроха: температура спала, боль утихла. Она дала ему грудь, и он стал жадно сосать ее, не останавливаясь, пока не высосал все молоко и из второй груди. И только после этого заснул глубоким, сладостным сном.

Алина тоже чувствовала себя намного лучше, хотя очень ослабла за время болезни. Она проспала рядом с ребенком до полудня, потом снова покормила его и спустилась в общий зал, где поужинала сыром из козьего молока и свежим хлебом с кусочком бекона.

Возможно, это святая вода исцелила ее малыша, думала Алина. После обеда она вернулась на могилу святого Мартена, чтобы поблагодарить его за спасение сына.

Все время, пока она стояла в аббатской церкви, она наблюдала за работой строителей, думая о Джеке и о том, что он сможет еще увидеть своего сына. Вот только как быть, если он все-таки решил изменить свои планы: вдруг устроился где-нибудь в Париже, строит там новый собор? Размышляя обо всем этом, она заметила, что строители устанавливают консоль в виде мужской фигуры. Алина глубоко вздохнула от радости и облегчения. Она ни минуты не сомневалась в том, что согнувшаяся от невероятного напряжения фигура, державшая на своих плечах всю тяжесть колонны, — творение Джека. Значит, он был здесь!

Странно волнуясь, она подошла к строителям и, затаив дыхание, спросила:

— Эту консоль… ее ведь делал англичанин?

Ответил ей старик с перебитым носом:

— Да, это работа Джека Джексона. Красота. Никогда ничего подобного в жизни не видывал.

— Когда он был здесь? — спросила Алина и замерла в ожидании ответа. Старик почесал свою седеющую голову, не снимая засаленной шляпы:

— Уже что-то около года прошло. Помню, он долго у нас не задержался. Мастер не любил его. — Старик понизил голос: — Джек был слишком умным, сказать по правде. Мастер ему в подметки не годился. Поэтому и выгнал. — И пальцем показал Алине, что это строго между ними.

Алина, взволнованная, спросила:

— А он не сказал, куда ушел?

Старик взглянул на малыша:

— Судя по волосам, ребенок — его?

— Да, сын.

— А как ты думаешь, Джек будет рад тебя увидеть?

Старик наверняка думал, что Джек сбежал от нее, сообразила Алина. И рассмеялась:

— Ну конечно же! Он очень обрадуется!

Старик пожал плечами: