Столпы Земли

Алина, конечно же, не надеялась так скоро отыскать Джека, но все равно уныние овладело ею. Наутро она покинула Шербур и двинулась на юг в компании с точильщиком ножей, его веселой толстушкой женой и четырьмя их детьми. Они никуда не спешили, двигались медленно, и Алина очень обрадовалась, что не надо было гнать коня, — ведь ей предстояла долгая-долгая дорога. Путешествовать такой компанией было намного спокойнее, но она на всякий случай спрятала в рукаве острый длинный кинжал, хотя вряд ли ее можно было принять за богатую женщину: одежда на ней была хоть и теплая, но совсем немодная, а конь — хоть и крепкий, но не горячий. Она предусмотрительно положила несколько монет в кошелек, чтобы везде иметь их под рукой, а остальные спрятала в поясе под туникой. Ребенка она кормила, отвернувшись от всех, чтобы мужчины не видели ее груди.

Этой ночью Алине впервые улыбнулась удача, она даже чуть не закричала от радости: в маленькой деревушке Лессей она встретила монаха, который хорошо запомнил молодого англичанина-каменщика; тот восторженно говорил об увиденной им в аббатстве новой конструкции церковного купола. Алина ликовала. Монах вспомнил даже, как Джек рассказывал ему, что сошел с корабля в Онфлере. Теперь стало понятно, почему в Шербуре его никто не видел. И хотя повстречались они около года назад, монах в красках описывал их беседу. Джек ему очень понравился. Алина вся дрожала от удовольствия, слушая старика. Слава Богу, она была на правильном пути.

Наговорившись вдоволь, она прилегла соснуть прямо на полу в домике для гостей на территории аббатства. Уже засыпая, прижав к себе малыша, она шепнула в его крохотное розовое ушко:

— Мы обязательно найдем твоего папочку.

* * *

В Type ребенок заболел. Город был богатый, шумный, но грязный. Возле складов с зерном, стоявших на берегу Луары, сновали полчища крыс. Отсюда, из Тура, начинали паломники свой долгий путь в Компостеллу. Был канун дня Святого Мартена, первого епископа Тура, и в аббатскую церковь поклониться его праху стекались сотни людей. Прославился Мартен тем, что когда-то, разорвав свою мантию надвое, отдал одну половину совсем голому нищему. По случаю праздника все ночлежки и приюты были забиты жаждущими почтить память святого. Выбирать Алине было не из чего, и она остановилась в полуразвалившейся портовой таверне, где хозяйничали две старушки сестрички, слишком старые и болезненные, чтобы следить за чистотой.

Первое время Алина почти не сидела дома. С ребенком на руках она бродила по улицам, расспрашивая людей про Джека, но вскоре поняла, что город постоянно был настолько переполнен паломниками, что хозяева приютов не могли вспомнить даже тех, кто останавливался у них неделю назад. А уж надежды на то, что они скажут что-то о человеке, гостившем у них в прошлом году, и вовсе было мало. И все равно Алина останавливалась возле каждой стройки и спрашивала, не нанимал ли кто молодого каменщика из Англии с рыжими волосами по имени Джек. Вспомнить никто не мог.

Она все чаще чувствовала безнадежность своих поисков. Последний раз она слышала о Джеке в Лессее. Если Джек не отказался от своих планов дойти до Компостеллы, он почти наверняка должен был прийти в Тур. «А вдруг он передумал?» — испуганно подумала Алина.

Она вместе со всеми пошла в церковь Святого Мартена и там увидела строителей; они, судя по всему, делали большой ремонт. Алина сразу же определила, что тот маленький ворчливый мужичок с лысеющей головой и есть мастер. Она подошла к нему и спросила, нет ли среди его каменщиков англичанина.

— Никогда не беру англичан, — оборвал он ее на полуслове, — каменщики из них никудышные.

— Этот каменщик очень хороший, — сказала она. — К тому же он хорошо говорит по-французски, и вы можете не знать, что он из Англии. У него такие рыжие волосы…

— Нет, никогда не видел, — отрубил мастер и отвернулся.

В скверном настроении возвращалась Алина в свое временное пристанище: давно с ней не обходились так грубо.

Всю ночь она мучилась животом и совсем не спала, а наутро почувствовала себя совсем больной и весь день пролежала в постели, в комнате, насквозь пропахшей испарениями с реки, прокисшим вином и подгоревшим маслом. На следующее утро заболел и ребенок.

Алина проснулась от его плача. Обычно, когда он просил есть или пить, то кричал звонко, пронзительно; на этот раз голос был тоненький, жалобный. У него, похоже, тоже болел животик, он весь горел. От боли он крепко сощурил свои всегда такие живые голубые глазки, сжал кулачки, кожа покрылась сыпью.

Раньше он никогда не болел, и Алина не знала, что надо делать в таких случаях.

Она дала ему грудь. Он жадно пососал, потом расплакался и вновь присосался к груди. Молоко не успокаивало его; он снова начинал кричать.

В таверне работала очень приятная молодая горничная, и Алина попросила ее сходить в аббатство принести святой воды. Она подумала было послать за лекарем, но потом вспомнила, что те очень любят от всех хворей делать кровопускание, и передумала: вряд ли это поможет ее малышу.