Она не могла допустить, чтобы он прикоснулся к ее лицу, и сознавала, что, если граф ударит ее опять, она, скорее всего, умрет. Поэтому, заливаясь слезами бессильной злости, покорно раздвинула ноги.
Ролло Фицджеральд делал все, что было в его силах, чтобы продолжать следить за протестантами. Основным источником сведений оставался для него Донал Глостер, старший помощник Дэна Кобли: Донал ненавидел семейство Кобли, которое не пожелало видеть его женихом красотки Рут, и охотно принимал деньги от Ролло, поскольку Дэн ему платил не слишком щедро.
С Доналом Ролло встречался в таверне «Петух» на Голлоуз-Кросс. На самом деле это заведение было веселым домом, и потому Ролло всякий раз брал отдельную комнатку, где им двоим никто не мешал и никто не мог их заметить. Если кто из девиц и будет сплетничать, все решат, что в этой комнатке всего-навсего уединяются любовники-мужчины. Конечно, противоестественная связь считалась грехом и преступлением, но те мужчины, которые захаживали к шлюхам, не принадлежали к числу людей, что спешат доносить властям.
– Дэн злится, что декана Люка назначили епископом, – поведал Донал осенью 1563 года. – Пуритане кличут Люка флюгером – мол, вертится, как подует ветер.
– Правильно кличут. – Ролло криво усмехнулся. Ну да, перемена убеждений под нового правителя на троне именовалась «политикой», а людей, склонных к подобной переменчивости, называли «политиками». Ролло их ненавидел. – Думаю, королева выбрала Люка за его податливость. А кого прочил в епископы Дэн?
– Отца Иеремию.
Ролло кивнул. Иеремия был священником церкви Святого Иоанна в Лаверсфилде, южном пригороде Кингсбриджа. Его всегда считали смутьяном и реформатором, однако сана не лишали. Из него вышел бы грозный епископ-протестант, нетерпимый к тем, кто следовал иному вероучению.
– Хвала небесам, что не Дэн решал.
– Он пока не сдался.
– Ты о чем? Решение уже принято, королева объявила, что Люк примет посвящение послезавтра.
– У Дэна есть план. Вот почему я попросил о встрече. Знал, что тебе будет интересно.
– Продолжай.
– Ради посвящения нового епископа обычно выносят мощи святого Адольфа…
– Ага. – Эти мощи хранились в кингсбриджском соборе на протяжении столетий, помещенные в украшенный драгоценными камнями реликварий, который стоял на алтаре. Паломники со всей Западной Европы стекались к этим мощам – помолиться о здравии и благополучии. – Сдается мне, на этот раз Люк не захочет их трогать.
Донал покачал головой.
– Люк намерен вынести мощи из собора, потому что этого будут ждать горожане. Говорит, что мощам никто не молится, потому это не идолопоклонство, а просто прославление памяти великого человека.
– Изворотливый, стервец.
– Пуритане твердят, что это будет богохульство.
– Еще бы!
– В воскресенье они хотят напасть.
Ролло приподнял бровь. Это и вправду было любопытно.
– Что-то они хотят сделать?
– Когда мощи понесут по улицам, они намерены отобрать реликварий и осквернить эти кости. Высыпать на землю. Разумеется, с воплями, что пусть Всевышний, дескать, испепелит их на месте, если они не совершают богоугодное дело.
Ролло опешил.
– Они собираются сотворить такое со святыми мощами, которые берегли в Кингсбридже сотни лет?
– Да.
Насколько Ролло знал, даже королева Елизавета не одобряла подобных выходок. В правление Эдуарда Шестого Англия впала было в раж иконоборчества, но Елизавета издала указ, запрещавший уничтожать иконы и другие предметы церковного обихода. Впрочем, запрет соблюдался, надо признать, спустя рукава, ибо в стране хватало одержимых протестантов.
– И почему меня это не удивляет? – пробормотал Ролло.
– Я подумал, тебе полезно будет узнать.
Донал был прав: тайна легко превращалась в оружие. Более того, обладание знанием, недоступным для прочих, всегда воодушевляло Ролло. Он тешился своим всеведением и ощущал себя всемогущим.
Ролло сунул руку в карман и достал пять золотых монет – ангелов, достоинством каждая в десять шиллингов, то есть в полфунта.
– Держи.
Донал с довольным видом спрятал деньги.
– Благодарю.
На ум Ролло невольно пришел Иуда Искариот с его тридцатью сребрениками.
– Не пропадай.
Выйдя из таверны, Ролло пересек мост Мерфина и двинулся по главной городской улице. Толика стылости в осеннем воздухе нисколько не остудила его чувства – наоборот, словно подкинула дров в пламя, бушевавшее в душе. Разглядывая древние камни святого храма, он с негодованием размышлял о богохульстве, которое затеяли пуритане, – и мысленно поклялся не допустить осквернения мощей.
Потом ему пришло в голову, что можно сделать гораздо больше, – что есть способ воспользоваться этим событием на благо католиков.
Погруженный в свои мысли, Ролло медленно вошел в двери Прайори-гейт, дома своего отца. На строительство ушли почти все семейные средства, но разорение в итоге постигло Уиллардов, а не Фицджеральдов. С тех пор минуло пять лет, дом утратил изначальный лоск и слегка обветшал. Серые камни стен – из той же каменоломни, с которой возили камень для собора, – потемнели от английских дождей и от дыма двух тысяч кингсбриджских очагов.