Столп огненный

Отец Муано покровительствовал Пьеру и, судя по некоторым признакам, предпочел бы распространить это покровительство вплоть до физической близости, однако быстро понял, что Пьер не из тех мужчин, которым приятны другие мужчины, и потому позволял себе разве что дружески похлопать юношу по плечу. Уловив настроение Пьера, он сменил тон:

– Понимаю. Тебе хочется знать, исполняешь ли ты Божью волю, верно?

– Вот именно. – Совесть мучила Пьера не то чтобы часто, но, с другой стороны, он еще никому не причинял столько боли, сколько собирался причинить Сильви.

– Выслушай меня внимательно, Пьер. Четыре года назад была совершена ужасная ошибка. Я имею в виду так называемое Аугсбургское усмирение[40], это договор, который позволил германским княжествам самим решать, готовы ли они следовать за лютеранской ересью, если того пожелают их правители. Так на свете впервые появились города, где протестантство перестало считаться преступлением. Для нашей христианской веры это была настоящая катастрофа.

– Cuius regio, eius religio, – произнес Пьер на латыни. Таков был девиз аугсбургского договора, означавший «Чье владение, того и вера».

– Подписав это соглашение, – продолжал Муано, – император Карл Пятый рассчитывал положить конец религиозным распрям. Но что случилось в итоге? Ранее в этом году проклятая грешница, королева Елизавета Английская, навязала протестантство своим несчастным подданным, лишив их возможности приобщиться к истинной святости. Терпимость распространяется все шире, и это горькая правда.

– Значит, мы должны ее остановить! Делать, что можем!

– Ты совершенно прав – мы должны делать, что можем. А у нас теперь юный король, во всем послушный семейству де Гизов. Небеса ниспослали нам возможность покончить с ересью. Я понимаю твои чувства: ни один разумный человек не придет в восторг, наблюдая, как еретиков сжигают на кострах. Ты рассказывал мне о своей Сильви, и, насколько я могу судить, она вполне здравомыслящая. Разве что слегка распутная. – Священник снова хохотнул. – Во многих отношениях бедняжка Сильви – всего лишь невинная жертва своих злодеев-родителей, которые растили ее и воспитывали в ереси. Но так уж действуют протестанты – они заманивают и обращают других. А их жертвы теряют свои бессмертные души.

– То есть вы говорите, что я не совершу ничего дурного, женившись на Сильви, а потом ее предав?

– Напротив, ты творишь благо, – ответил Муано. – Ты исполняешь волю Божью и будешь за это вознагражден на небесах.

Именно это Пьеру и хотелось услышать.

– Спасибо, святой отец.

– Ступай с Богом, сын мой, – напутствовал его отец Муано.

7

Сильви вышла замуж за Пьера в последнее воскресенье сентября.

Католическая свадьба состоялась накануне, в субботу, венчание провели в приходской церкви, но для Сильви это было лишь соблюдение мирского закона, не более того. В ночь с субботы на воскресенье новобрачные спали раздельно. Настоящую же свадьбу устроили в воскресенье, в охотничьем домике посреди леса, превращенном в протестантскую молельню.

День выдался умеренно теплым, как бывает на переходе от лета к осени, облачным, но без дождя. Серое платье Сильви отливало сизым, как голубиные перья, и Пьер сказал, что в таком платье ее кожа словно светится, а глаза сияют. Сам Пьер выглядел поистине сногсшибательно в новом камзоле от Рене Дюбефа. Службу провел пастор Бернар, а маркиза Нимская стала свидетельницей. Когда Сильви приносила брачный обет, ей вдруг почудилось, будто все, что случилось раньше, было сном, будто жизнь началась именно сейчас.

Потом всю общину пригласили в лавку Жиля. Гостей оказалось так много, что они заняли и лавку, и жилые помещения наверху. Сильви с матерью всю неделю готовили еду – похлебку с шафраном, сладкое, а также пироги – со свининой и имбирем, с луком и сыром, с кастардом[41] и с яблоками. Отец Сильви вел себя нехарактерно мягко, добродушно, разливал вино в стаканы с плоскими донышками и разносил тарелки с едой. Все ели и пили стоя, сидели лишь новобрачные да маркиз с маркизой, которых удостоили такой чести из-за их знатности.

Сильви показалось, что Пьер слегка волнуется, и это было для него необычно: как правило, он держался свободно и непринужденно, внимательно слушал мужчин и очаровывал женщин, никогда не упускал случая восхититься красотой чьего-нибудь младенца, каким бы уродцем тот на самом деле ни выглядел. Но сегодня он словно не находил себе места – дважды подходил к окну, а когда ударил соборный колокол, отмечая наступление нового часа, и вовсе подскочил. Девушка решила, что он тревожится, поскольку протестанты устроили сборище в самом сердце города.

– Все в порядке, – сказала она. – Мы просто гуляем после свадьбы. Никто нас ни в чем не заподозрит.

– Верно, – согласился Пьер и криво усмехнулся.