Читаем Столп. Артамон Матвеев полностью

   — Вторая Екатерина мученица! Истинно говорю вам... Ступайте, устрашите безумных Бога ради, но огнём — не жечь! Ни! С вас взыщу за огненную пытку.

От царя вельможные следователи заехали к Якову Никитичу. Винца выпили: мерзко баб пытками ломать.

Вернулись на Ямской двор. Бедные сидят, греют друг друга. Полуголые, руки выворочены. А у палачей работа! Кого кнутами хлещут, кому ноздри рвут, клеймами прижигают.

Приступили князья к страдалицам.

Яков Никитич велел палачам колоду мёрзлую принести. Клали колоду на белые груди всем троим. Требовали смириться.

Отвечали: мы смиренны перед Господом нашим.

Князь Иван Алексеевич Воротынский совсем изнемог, глядя на страдалиц, — часа с три на холоде. Боярыню и княгиню одели, а Марию Герасимовну распластали в ногах у вельможных жён. В пять кнутов полосовали палачи мученицу. Сначала по спине — раз, другой, третий! Перекатили — и: раз! раз!

Кричала Мария Герасимовна, кричала княгиня Евдокия, Федосья Прокопьевна была как камень, но вдруг ухватила дьяка Иллариона истерзанной на дыбе рукой:

   — Се у вас христианство? У царя вашего, у света?

   — Не покоритесь, и вам сице будет! — сказал Илларион, снимая бережно руку боярыни с себя.

Подскочили палачи, поволокли сестриц к огню. Держали перед их лицами раскалённые добела спицы, клейма...

   — Терпи! — хрипела Федосья.

   — Терплю! — откликалась Евдокия.

Всех троих побросали в розвальни, и каждую на своё место.

<p><emphasis><strong>8</strong></emphasis></p>

Утром царь созвал Думу: решил судьбу боярыни Морозовой да княгини Урусовой. О дворянке Даниловой не поминали. А в это время на Болоте уже тюкали топоры, строили сруб. Один. Возле сруба и объявилась духовная наставница инокини Феодоры инокиня Меланья. Царские гончие обшарили казачий Дон, сибирские дальние города, Заволжье, Онежье, а страшная для властей раскольница давно уже вернулась в Москву.

Положась на Господа Бога, умолила инокиня стражу допустить до боярыни. Показала просфору да церковное масло:

   — Помажу бедненькую, чтобы не чуяла огня. Сруб-то уж стоит на Болоте, дерево сухое, в пазах смола, снопы кругом, хорошо будет гореть.

Стрельцы крестились, а их десятник сказал:

   — Пустим её. Просфорка, чай, из церкви, а боярыня от всего церковного отрешается.

Ах, как кинулась Феодора звёздными взорами к духовной наставнице своей! Ниц пала, плакала навзрыд, но лицом сияла.

Меланья обняла голубушку, утешала:

   — Помнишь ли, что говорила благая Анна, матушка пророка Самуила? «Широко разверзлись уста мои на врагов моих; ибо я радуюсь о спасении Твоём...» И ещё говорила: «Нет твердыни, как Бог наш... Господь есть Бог ведения, и дела у него взвешены. Лук сильных преломляется, а немощные перепоясываются силою... Господь умерщвляет и оживляет, низводит в преисподнюю и возводит».

Целовала руки Феодоре, стёртые ремнями до мяса. Шептала:

   — Скушай, блаженная мати, просфорку. Хорошая просфорка, от Иовы. Маслицем, изволь, помажу тебя, приготовлю. Уж и дом тебе готов есть, вельми добро и чинно устроен. Соломою обложен. Солома в снопах. Колосков много цепями не выбитых. Хлебушком будет пахнуть... Радуйся! Уже отходиши к желаемому Христу, а нас сиры оставляеши!

Помазала Меланья дочь свою духовную, благословила на вечную жизнь.

От Феодоры Меланья отправилась в Алексеевский монастырь, под окно княгини, тоже о срубе рассказала:

   — Не ведаю, для одной сей сруб, для обеих ли. Но идите сим путём ничтоже сумняшеся! Егда же предстанете престолу Вседержителя, не забудьте и нас в скорбях ваших.

Евдокия отвечала сурово:

   — Ступай, молись о нас... Время истекает, помолюсь, грешная, Господу Богу о детях моих, о душе моей.

Меланья на том не успокоилась, была у Марии Герасимовны, и та передала ей полотенце, намоченное в крови ран своих, просила мужу передать, полковнику Иоакинфу Ивановичу.

Но покуда инокиня Меланья приготовляла духовных дочерей к Царству Небесному, Дума выхлопотала у самодержавного царя жизнь обеим сестрицам.

Патриарх Питирим стоял за сруб. Алексей Михайлович сруб приготовил.

Бояре, слушая святейшего, вздыхали, но помалкивали. У царя же от гнева кровь закипала: на него собираются свалить тяжесть приговора! Умывают руки, аки Пилат. О, подлейшие молчальники!

Глянул на Артамона, и тот пусть уклончиво, но возразил Питириму:

   — Святейший! У нас на дворе не зима, а война. Нужно будет ссылаться с государями о союзе против басурманских орд. Да вот захотят ли подавать нам помощь, зная, что мы казним огнём матерей родовитейших чад? — Артамон Сергеевич говорил всё это, а у самого мурашки по спине скакали: не угодишь царю, в порошок изотрут. — Есть и ещё одна причина, требующая от нас милосердного решения. Польский король Михаил молод, но здоровья слабого. Я не провидец, однако ж надо быть готовым на тот случай, когда поляки снова примутся искать себе нового короля и взоры многих из них устремятся к дому великого государя, к царевичу Фёдору...

Перейти на страницу:

Все книги серии Сподвижники и фавориты

Похожие книги