– Вот! Ты уже улыбаешься, – обрадовалась Ольга. – Если бы ты знал! Я так скучала по этой милой улыбке.
Я резко захлопнул крышку коробочки:
– Ты думаешь, что меня можно было сначала бросить больного и немощного, а через пару месяцев объявиться как ни в чем не бывало, с швейцарскими часами, и я брошусь в твои объятия? И мы вместе станцуем па-де-де из «Щелкунчика»?!
Губы Ольги опять задрожали, она всплеснула руками, но сказать ничего не успела. Раздался хлопок входной двери, по коридору простучали женские каблучки:
– Евгений Александрович, ваш слуга лежит пьяный на лестнице!
В кабинет зашла… Вика. В похожей песцовой шубке, милом меховом берете. В руках – корзинка, на губах – улыбка. Которая, впрочем, тут же увяла. Женщины удивленно уставились друг на друга. Финальная сцена из «Ревизора»: «приехавший по именному повелению из Петербурга чиновник требует вас сей же час к себе». Все застыли и не знают, что делать.
– Я… Я не знала, что у вас посетитель… – Первой очнулась Талль, оглядела Ольгу с ног до головы. Та ответила таким же оценивающим взглядом.
– Она уже уходит. – Я поднялся из-за стола, взял коробочку с часами, вложил ее в руку остолбеневшей Ольге. – И ноги ее тут больше не будет.
– Ты ходишь?
– И ты ходишь. Давай, двигай нижними конечностями отсюда! – Я подхватил плясунью под локоток, вывел из квартиры. Захлопнул дверь. Громко. Демонстративно громко.
– Я пришла не вовремя? – Вика стояла, переминаясь и кусая губки.
– Очень даже вовремя.
Я подошел вплотную, забрал корзинку из рук девушки, поставил ее на стол. Потом начал расстегивать пуговки шубки. Виктория стояла ни жива ни мертва. Лишь по ее щекам расползался лихорадочный румянец. Какими же духами сегодня пахнет от Талль? Розовыми?
– Позвольте, помогу с одеждой, – нарушил я это странное молчание.
Вика скинула шубу мне на руки, под ней оказалось уже совсем не траурное платье – голубое, с полуоткрытыми плечами и даже небольшим декольте.
Я повесил шубу на крючок в кабинете, забрал берет.
– Нам надо мгновенно что-нибудь пригубить! – Я сходил на кухню-склад, нашел бутылку испанского вина. С трудом вывернул пробку старомодным штопором. Вот где непаханое поле для прогресса! Изобрести штопор с двумя ручками, к примеру.
Я взял бокалы, по дороге обратно в кабинет выглянул из квартиры. Ну да, Кузьма на лестнице. Правда, не валяется, а сидит, прислонившись к стене. И храпит. Где же он так наклюкался? Думал дать пинка и отправить в каморку отсыпаться, но потом вспомнил, что по пьяни слуга становится болтливым и сентиментальным, а у меня сейчас есть с кем пообщаться.
Пока меня не было, Вика поставила стул к столу и уже успела добраться до моих иллюстраций приема Геймлиха.
– Неужели это может помочь? – Девушка помахала листом с картинками.
– Мы проверяли с вашим батюшкой в университетской клинике.
Я рассказал выдуманную историю про сестру милосердия, что подавилась кусочком яблока. И даже взял удивленную Вику за руку, поднял ее на ноги, обнял сзади, демонстрируя прием. Смело? Очень! Девушка сначала замерла, потом задрожала. Грудь под платьем заходила ходуном.
– Надеюсь, вы не в обиде за такое нарушение приличий? – спросил я, отпуская Талль. – Врачам в смысле морали позволено немного больше, чем обычным людям.
О, как она покраснела! Глаза с поволокой, поправляет прядь. Поплыла…
– Приходится часто видеть обнаженных пациентов, и мужчин, и женщин. – Я разлил вино по бокалам. – А иногда и заниматься болезнями… хм… репродуктивных органов.
Мы чокнулись, пригубили бокалы.
– Что-то в этом приеме есть, – кивнула Вика. – Я почувствовала… как… одним словом…
Девушка опять отчаянно покраснела. Похоже, она почувствовала совсем другое.
– Как воздух выходит из легких? – Я решил помочь. – Это диафрагма давит снизу, а он должен вытолкнуть застрявший в трахее посторонний предмет.
– А если не сможет?
– Только трахеотомия, – пожал я плечами. – Без гарантии успешного результата.
Вика спохватилась, начала доставать из корзинки разные деликатесы: сыры, колбасы, свежий хлеб из французской булочной, шоколад…
– Я к вам с подарками. Хочу поздравить с Рождеством, Новым годом. Мама приглашает вас отметить праздники к нам домой.
А вот тут надо быть очень осторожным! У Таллей наверняка будет много гостей, в том числе университетских. Профессура всякая напыщенная. Выглядеть на их фоне бедным родственником мне совсем не хочется.
– Я себя еще не очень хорошо чувствую, – отмазался я. – Может быть, в следующем году?
– По вам и не скажешь… – Девушка мне улыбнулась, провела руками себя под грудью, там, где я показывал прием Геймлиха.