Столетов

Прошедши еще несколько шагов, увидели мы тюремный замок, выстроенный близ самого воксала, окруженный толстой стеной и рвом, с 4-мя башнями. Подошедши к нему, мы услышали, как по какому-то случаю пробил там звонок; причем И. Г. сказал, что это нас встречают, потому и зазвонили. Тут уже Л. М. рассталась с надеждой увидеть г. Замалютина или, лучше сказать, его гусли. Наконец мы в воксале, на месте наших желаний; мы видим эту прекрасную дубовую рощу, перерезанную дорогой. Пришедши сюда, мы походили, порвали цветов и дубовых листьев и, наконец, грелись, только опять все не имели удовольствия видеть Л. М., потому что она все искала буковицу, которую, наконец, нашла. Мы говорили, хохотали, бегали, сидели и пр. и пр., так что невозможно всего пересказать; довольно того, что скажу, что мы там пробыли почти 1 час. Наконец, к моему сожалению, мы должны расстаться с воксалом. Мы пошли уже не той дорогой, но с поля пошли по улице Стрелецкой, где находится часовня Св. Петра и Павла. И. Г. велел мне прочитать надпись на доске одного дома, имевшую на себе название улицы, и я сказал вслух: Н. А. Замалютин! — бесстрастным тоном летописца сообщает Саша. — Потом спустились мы к речке Лыбеди, где случилось следующее происшествие. Мы приблизились к речке, и нам должно было или перейти речку, или идти по горной тропинке шириною не более 7 г аршина над самою Лыбедью.

Мы решились на последнее: сперва пошел И. Г. и показал нам дорогу. За ним последовала маменька, а я так оробел, что едва решился идти. И в самом деле: тропинка эта шла прямо, прямо и вдруг очень круто спускалась на 1/2 аршина, а потом опять шла прямо; наконец я, В. и Л. М. прошли с великим опасением по тропинке[3]. После сего мы переправлялись раза три по бревну через Лыбедь и, наконец, подошли к месту какого-то особенного устройства, состоящему из 2-х досок, положенных в вышину 2-х аршин над водою; под конец моста протягивалась только одна доска и оканчивалась другой вроде лестницы. После сего поднялись мы на вал к женскому монастырю, где встретили А. В. с женой, гуляющих, и были зазваны после зайти к ним в дом на минутку, где Маша, дочь его, играла на фортепьяно. Мы пробыли у них очень недолго, по той причине, что уже было 10 часов; после чего, перешедши через площадь и взошедши на пансионский вал по лесенке, пришли домой.

В заключение скажу, что во время гулянья мы смеялись над Л, М., искавшей своего Замалютина, которая, по ее словам, в Питере была, а Питера не видала».

У Соколовых Саша встретился с гимназистом Колей Шаблыкиным.

«Мы были у Л. М., — записывает 19 декабря 1848 года Саша, — у них на время живет Шаблыкин. Мы с ним подружились, он мне показывал «Le monde des enfants»[4] с картинками и «Библиотеку для маленьких читателей» — десять томов. Рисует он хорошо очень. Обещал мне дать почитать какую-нибудь книгу. Еще у него есть Закон Божий французский с картинками».

Дружба Саши с Колей Шаблыкиным — это дружба хороших, умных, любознательных мальчиков.

«Я опять был у Шаблыкина, — пишет 22 декабря Саша, — и принес Библиотеку для маленьких читателей: 2 т. повести, 1 умные животные, 1 сказки, 1 друг детей».

Через 4 дня: «Я был у Шаблыкина, глядел его книги».

Шаблыкин любил животных. «Шаблыкин все говорил про собак», — вспоминает Саша о дне 30 января 1849 года — дне именин его отца и брата Васи.

О том же вечере Саша пишет: «До ужина я все показывал Шаблыкину и говорил с ним на 2-х языках».

Иван Григорьевич Соколов, если пользоваться современной терминологией, был краеведом, изучал свой край. В изданиях, выходивших во Владимире, он помещал статьи о памятниках старины, которыми так славится город. Писал он и о «текущих» событиях дня: о закладке каменного здания при Владимирском духовном училище, о благотворительной школе. Эта школа была, так сказать, с техническим уклоном: готовила слесарей, токарей и т. п.

Соколов был большим другом замечательного врача Митрофана Ивановича Алякринского. Леонид Семенович Богданов, владимирский старожил, долгое время сотрудничавший во Владимирском музее и архиве и много рассказавший мне о прошлом города, называл Алякринского благороднейшим бессребреником, покровителем бедных, владимирским доктором Гаазом.

В своем биографическом очерке о Столетове К. А. Тимирязев говорит о большом влиянии П. Г. Соколова на маленького Столетова. В подтверждение того, что Соколов был очень одаренным человеком, он рассказывает:

«Во Владимире жил врач, который благодаря многочисленной практике не успевал следить за наукой. И вот Соколов, несмотря на свое исключительно семинарское образование, взялся читать за него медицинские книги и сообщать ему новости по его специальности».

Соколов настолько хорошо изучил медицину, что даже, как это видно из дневников Саши и Анны, давал врачебные советы.

Нет никакого сомнения, что врач, который упоминается в рассказе Тимирязева, это Алякринский.