Столетов

Да что говорить о рядовых академиках! Президентами академии были люди, абсолютно не имеющие никакого отношения к науке. О графе Блудове мы уже знаем. Во времена, когда Столетова выдвинули в академики, президентом академии был великий князь Константин Константинович Романов — посредственный поэт, писавший под псевдонимом «К. Р.». Для того чтобы попасть в академики, не нужно было совершать открытий, достаточно было быть в хороших отношениях с людьми, которые распоряжались академией. Царские чиновники смело распределяли среди своих людей тепленькие академические места. Одних же научных заслуг для того, чтобы попасть в академию, отнюдь не было достаточно. Тогда в ходу были слова, что Академия наук блистает отсутствием… Академия блистала отсутствием гениальнейших русских ученых Менделеева, Тимирязева, Сеченова. Теперь и Столетову предстояло пополнить список ученых, не ставших академиками.

Когда слухи об истории с ректором дошли до президента академии, великого князя Константина Константиновича, августейший президент своей властью приостановил дело об избрании Столетова.

Столетов узнает об этом из письма своего старого товарища Бредихина, датированного 21 февраля 1893 года. «Представление у нас комиссии, — пишет Бредихин Столетову, — уже готово, но сверху, откуда может раздаться veto, сказали подождать, пока не разъяснится смысл каких-то инцидентов в Москве. Теперь мы положили дожидаться согласия, и когда это последует, подписать представление и дать ему надлежащее течение. Когда это совершится, нам неизвестно, а настаивать не принято. В случае благоприятного разрешения мы уведомим Вас».

Получив это письмо, Столетов обратился к графу Капнисту.

«Мне сообщили из Петербурга, — пишет Столетов попечители^ 24 февраля 1893 года, — что слухи о моем осеннем столкновении с ректором повели к отсрочке дела об избрании меня в академики Петербургской Академии наук, — дела, начавшегося при благоприятных для меня шансах.

Как бы ни смотреть на осенний инцидент, я полагал бы, что он не настолько важен и приписываемая мне вина не настолько тяжка, чтобы закрыть для меня двери учреждения, где я мог бы посвятить науке остаток жизни, 28 лет которой были отданы университетской деятельности (полагаю, небезуспешной). Мне пишут, что готовившееся представление обо мне не отклонено, а отсрочено. Но я весьма опасаюсь, что даже временная приостановка (принятая, быть может, в видах внушения или выжидания) может повести силою вещей к окончательному крушению дела. Ибо кто знает, в каком виде и с какими преувеличениями будет распространяться тем временем московская молва, — в каком свете будет представляться академикам всякая неделя лежащего на мне запрета. А дело, во всяком случае, требует двукратного выбора многочисленною корпорацией.

С другой стороны, отсрочка дела — положим до осени (4 августа срок моего тридцатилетия на службе) — могла бы затруднить своевременное замещение кафедры, предполагая, что мне суждено будет начать преподавание и прервать его на все время. Продолжительная же отсрочка едва ли желательна и в интересах Академии, которая, естественно, озабочена открывавшейся вакансией и не находит соответствующего лица. Первой моей мыслью по появлении петербургских вестей было — отпроситься на несколько дней в Петербург, чтобы почтительнейше просить г. Министра о содействии к скорейшему снятию «запрета» — дабы последний из временного сам собою не обратился в окончательный.

Я стесняюсь, однако ж, принять такую меру без предварительного сношения с В. сиятельством. Не могу ли рассчитывать на то, что В. С., ввиду выше означенных соображений, влиянием Вашим рассеет висящую надо мной неопределенность?»

В ответном письме 4 марта 1893 года Капнист заверил Столетова, что препятствий к его избранию нет.

В этот же день прислал Столетову письмо и Бредихин: «Во время вчерашнего заседания Академии получилось известие, что в. князь снял свое veto с Вашей кандидатуры. То же сообщил мне утром министр, осведомленный в разговоре с попечителем о содержании Вашего письма к последнему. Таким образом, у нас были развязаны руки и комиссия наша подписала Ваше представление, которое и будет доложено отделению 17 марта. О результатах сообщим; во всяком случае теперь уже дело будет только и только о величине t — t_o (о сроке. — В. Б.) от представления до окончательного избрания».

В эти дни Столетов оканчивал свою уже третью статью о критическом состоянии тел. Снова приходилось ему выступать в защиту этой теории, которую опять пытались ревизовать некоторые физики.

Громадный труд проделал Столетов, готовя свою статью. Он изучает всю обширнейшую литературу, посвященную данному вопросу. Он перечерчивает все кривые и убеждается, что такие ученые, как, например, Вроблевский и Жамэн, основывали свои возражения на неточном выполнении чертежей, характеризующих процессы в телах, находящихся в критическом состоянии. Он проверяет выводы многих формул.