Стокгольм delete

Обтягивающие брючки, свитерок со странным рисунком: показывающий зубы бульдог. Странно – он представлял себе приятельниц Маклауда совсем другими.

Через несколько минут она заметила очередного галериста и ринулась к нему, на ходу раскрывая объятия.

Тедди засомневался. Если он подойдет к Маклауду, есть риск, что «Лейонс» откажется от его услуг. Но он должен. Откуда взялось это почти незнакомое чувство, он и сам не смог бы объяснить. Но – должен. Другого пути нет.

Он остановился за спиной у Фредрика и прошептал ему в ухо:

– Привет, это опять я.

Маклауд от неожиданности уронил каталог и обернулся. Тяжелый каталог с грохотом рухнул на пол. Женщина с бульдогом на груди посмотрела в их сторону. Тедди ласково улыбнулся.

У Фредрика изменилось лицо. Как будто у него одновременно заболел зуб и началась отчаянная мигрень.

– Какого черта тебе надо?

Свистящий шепот, готовый перерасти в крик.

– У меня к вам есть деловое предложение, – дружелюбно произнес Тедди.

30

Иванов день. День летнего солнцестояния. Самый длинный день в году. Швеция – счастливая страна. Смена сезонов – событие.

Никола встретил Хамона у подъезда. На стене – четырехметровый граффити с добросовестно оттененными, затейливыми арабскими буквами. «Долой турков!»

По-видимому, нет человека, который не собрался бы праздновать. Неважно, кто ты – швед, внук серба или час назад приехал из Ирака. День Лета – крутая штука. Языческий ритуал, переживший все религиозные стычки. Танцуют вокруг майского шеста и поют странные песни вроде «И по льду бежит лиса»… что бы это могло значить?

Замечательный праздник. И даже не потому, что все едят маринованную селедку (дед Боян ее очень любит), не потому, что запивают эту селедку холодной водкой из крошечных стаканчиков (эту традицию он не просто любит, а обожает), не потому, что все плетут из цветов венки, напиваются и садятся за руль.

Важно, что еду покупают в таких количествах, что хватит до Нового года.

Вывод: сегодня кассовые ящики в «ИКА Макси» будут лопаться от бабла. Люди не упомнят такого улова. И все должно пройти, как по рельсам.

– Привет, старичок, – Хамон натянул капюшон.

Оба одеты одинаково. Шлемы под мышкой.

– Готов?

Никола поднял большой палец и поиграл бровями – а то!

Они поехали на автобусе – незачем рисоваться в метро, там на каждом шагу камеры наблюдения. Хамон по пути рассказал дикую историю.

– Помнишь Ашура? Тот, что получил срок за шантаж и еще много за что… даже за мокруху зацепился, но вроде только как подельник. Сидит он, значит, в Халле, а тут помирает его отец. Он просится поехать на похороны, они начинают кочевряжиться. Он обращается к своему адвокату, тот пишет в конституционный комитет, еще куда-то… в общем, добился своего. Везут его, значит, в церковь. Три дятла в машине. Он, конечно, переживает, что отец помер, но все равно рад – все-таки разрешили попрощаться. И знаешь, что происходит?

– Откуда мне знать? Ты не забыл, где я чалился?

– А происходит вот что. Они ему говорят: мы тебя из машины без наручников и легких кандалов на ногах не выпустим. Ашур говорит – вы что? В церковь – в кандалах? Ничего, говорят, не можем сделать… в соответствии с мерой пресечения, правилами содержания… и пошли сыпать параграфами. Сволочи. Они что, решили, что он из церкви сбежит?

– И что дальше?

– Само собой – Ашур отказался выйти из автобуса, и его отвезли назад в санаторий. Они его унизили перед матерью, дедом, сестрами и братьями.

– Повторяю – сволочи. И как ты считаешь, чего они добились?

– Не знаю.

– А я тебе скажу. Шведское государство само создало себе шурда. Непримиримого, беспощадного врага общества. Мстителя.

Они припарковали сто двадцать пятый[65] и квадроцикл позади одноэтажного детского садика.

Транспортом обзавелись накануне. Никола сунул мощную отвертку с ограничителем в замок, ударил пару раз молотком и повернул разводным ключом. Вытащил пластиковые осколки и соединил проводки – осталось только крутануть ручку газа. А гибкий замок на заднем колесе перекусил болторезом за тридцать секунд.

На всякий случай они поставили за магазином мопед, резервный транспорт на случай неожиданностей.

И теперь они стояли в садике над парковкой и смотрели вниз на гигантский, уже закрытый супермаркет. На огромной, расчерченной на ячейки площадке по-прежнему стояло семь-восемь машин – скорее всего, так и останутся на ночь.

У Хамона в рюкзаке – полицейское радио и тонкие садовые перчатки с пупырышками.

Все большие супермаркеты похожи друг на друга: гигантский куб, словно позаимствованный из «Лего» для великанов. И надстройка из стекла и стали. Главный вход с огромным вращающимся стеклянным турникетом закрыт, и свет почти везде погашен. Но им казалось, что все здание медленно накаляется, наливается багровым отсветом ожидающих их золотых россыпей.

Полночь. Единственное время суток, когда более или менее темно. Не совсем, но все же.

Они оседлали своих коней: квадроцикл и легонький кроссовый мотоцикл по прозвищу «кузнечик».