– Кончай базар, – Тедди поморщился и надавил на пистолет. Нос совсем перекосился.
– Пожалуйста… не надо.
– Кто тебя нанял? Кто платил за слежку за мной?
Энтони скосил глаза до неправдоподобия – пытался разглядеть дуло пистолета.
– Не знаю…
– Что тебе поручили?
– Пожалуйста… очень вас прошу…
Тедди ждал. Надавил еще сильнее.
– Поручили… персональное тайное наблюдение. Сбор информации. Документировать, что вы делаете, где, когда и с кем встречаетесь.
Энтони говорил, почти не раскрывая рта, – должно быть, боялся совершить неловкое движение. Спусковой крючок в пяти миллиметрах от нижней губы…
– Зачем? Что хотели узнать? Кто твой работодатель?
– Клянусь, клянусь, – он всхлипнул. – Я не знаю… Шеф переслал мне мейл, и все… я никого не видел. Только мейл.
– С какого адреса?
– Подождите… адрес у меня в телефоне.
Тони развязал ему руки. Парень дрожащими руками нащупал в кармане мобильник.
– Вот… – он показал Тедди дисплей. Текст – точно такой, как сказал Энтони. «Персональное тайное наблюдение»… наизусть, что ли, выучил? Подпись – инициалы. К. С. Адрес выглядит нелепо. [email protected].
Облом. Энтони не врет. Надо опять просить Луке – что это за адрес. И что за домен: countermail.com.
Словно в мыльном пузыре. Куда ни повернись – всюду одна и та же блестящая радужная поверхность. Этот пузырь надо проткнуть.
Значит, так. У Матса был спонсор, с которым он крутил еще какие-то дела. Себбе Матулович.
Себбе: член той же группы, в которую когда-то входил и он, Тедди.
Направление понятно.
И это направление легко продолжить на шаг дальше: Кум.
26
Контора Хандельсбанка на Кунгсхольмене.
После короткой дискуссии с девушкой-кассиром та проводила ее к массивной чугунной решетке и открыла калитку. На стенах – рекламы. «Заведи бонусный счет – дай деньгам работу». Это похоже на шутку – деньги сейчас в Швеции не работают, процент по вкладам мизерный. Впрочем, по кредитам тоже. Так что, может, и не стоит удивляться отцовской пачке с аптечной резинкой.
Ассигнации, кэш… Пока еще не все пользуются карточками. Даже сейчас, а несколько лет назад, когда Матс был жив, и подавно.
Забавный ключ. Узкий и длинный, как пинцет. На бумажке, найденной в пакете, они с Тедди нашли странную записку: Кунгсхольмен, 3234. Таких адресов на Кунгсхольмене нет. Только после беседы с Йоссан до Эмили дошло: номер банковской ячейки.
– Теперь почти никто не пользуется ячейками, – пожала плечами кассирша. – Особенно после запрета хранить там наличные деньги. Еще в двенадцатом году. А ценные бумаги теперь почти все в электронном виде. Так что не понимаю, зачем мы их держим и кто ими пользуется.
Эмили этот вопрос тоже интересовал.
Кассирша показала, какие кнопки нажать, чтобы выйти из хранилища, и оставила ее одну.
Замок открылся легко. Должно быть, рутина – раз в неделю смазывают. Или в месяц. Чувство такое, будто она играет роль в старом фильме восьмидесятых. Вытащила из ячейки ящик – сантиметров пятьдесят длиной, довольно тяжелый. Отнесла в кабинку и задернула занавеску. Поставила на полку.
Почти пусто. Только конверт с логотипом «Форум Эксчендж».
Вытащила бумагу, тоже с их логотипом. Записка.
А в записке написано вот что:
Не успела выйти из банка, зажужжал телефон. Она ждала этого звонка – маклер. Тот, что работал в маклерской конторе, когда продали дом на Вермдё.
– Я прочел вашу эсэмэску. Вас интересует дом в Энгсвике?
Эмили пришлось еще раз объяснять просьбу: помнит ли он, кто подписывал бумаги, когда Рослинги продавали дом?
Маклер откашлялся.
– Как ни странно, помню. Обычно забываю, но тут особый случай. Покупал дом испанец, Хуан Арравена Уэрта, но на испанца не похож. Мягко говоря… и по-шведски говорил без акцента.
– И как же он выглядел?
– Здоровенный такой, весь в татуировках. Я запомнил одну: тигр на руке.