Читаем Стоит ли им жить? полностью

Около нее лежат два крошечных младенца. Таких крошек Дэфо еще ни разу не видел: трудно даже поверить, что они настоящие, — они больше похожи на крыс, чем на человеческих младенцев. Здесь же находятся две соседки-повитухи, Ле-Грос и Ле-Бель, — они взволнованно мечутся и что-то кричат, указывая на третье, еще более крошечное, синенькое существо, показывающееся на свет…

В этом доме не во что было завернуть даже одного ребенка, не то что троих, а все санитарные приспособления и родовспомогательные средства заключались в чайнике, кипевшем на плите. Из отдельных подробностей, случайно остающихся в памяти во время подобных волнующих происшествий, одна из повитух вспоминает, как маленький доктор, наскоро помывшись, бросился к роженице и с криком «Гош!» вынул третьего крошечного ребеночка… Потом он с большой тревогой наклонился над матерью, и это исследование убедило его в том, что еще не конец. Он ясно прощупывал что-то еще в огромном животе мамаши Дионн. Может быть, это кровоизлияние? И опять одна из повитух вспоминает, как доктор выкрикнул «Гош!», а спустя несколько мгновений другое «Гош!» — еще громче…

Эта последняя парочка родилась в «сорочке», и Дэфо вспоминает, как сквозь тонкую пленку, плавая в окружавшей их жидкости, они слабо шевелили микроскопическими ручками и ножками, а он сам при этом был почти убежден, что все это не реально, что он только что заснул и видит дурной сон…

Но вот первая тройка этих слабеньких недоношенных малюток подняла писк. Они хотели жить. И тут началось большое волнение. После того, как Дэфо искусно освободил из оболочек последнюю пару синеньких, еле шевелившихся комочков человеческого мяса, после того, как он перерезал и перевязал пуповину, соединявшую их с материнской кровью, мамаша Дионн внезапно похолодела и потеряла сознание. Дэфо сразу забыл всю пятерку новорожденных, и спешно стал готовиться к впрыскиванию эрготина и питуитрина, чтобы спасти мать, а повитухи Ле-Грос и Ле-Бель бросились подкладывать в печку дров и отчаянно метались по комнате, ища во что завернуть эту синевато-красную кучу младенцев, похожих на эмбрионов.

Мамаша Дионн уже явно погибала, когда Дэфо впрыскивал ей лекарство для остановки кровотечения, уносившего последние остатки ее жизни. А тут еще, отвлекая его от важного дела опасения матери, эти два последних крошечных зародыша начали вдруг тихонько, по-кошачьи, мяукать, хотя они были настолько безобразны, настолько уродливы, что, казалось, им вообще не полагается ни шевелиться, ни пищать, ни жить на свете…

Наконец, повитухи разыскали какую-то старую простыню и несколько рваных салфеток, чтобы одеть писклявую копошившуюся кучу младенцев, синих и почти без кожи. Дэфо напряженно и взволнованно ждал результатов действия своих лекарств на родильницу. Но, увы… Вопрос ясен — мамаша Дионн умирает… Вы знаете этот особый вид и выражение лица у умирающих… Всегда нужно сначала спасать мать… «У матери всегда могут быть дети!» — таков лозунг нашего маленького доктора. Но что тут поделаешь? Она кончается… И если уж нельзя спасти ее тело, то его долг, как врача…

Спасение души для этих католиков было не менее важно, чем спасение тела для Дэфо. Где папаша Дионн? Ему надо скорее ехать за пастором Рутье. Начались шумные поиски папаши Дионна, но он исчез бесследно, — он убежал в лес, и можно его вполне понять…

Дэфо стоял в полной растерянности, не зная, как поступить. Дети нежизнеспособны. Они настолько малы, что можно любого из них положить на ладонь, как кролика. Но один из них, может быть, останется в живых. Тогда наш доктор, здесь же, окрестил их всех по очереди, потому что неизвестно ведь, какой выживет! Затем он побежал к своей тележке. Когда он вернулся с пастором, мамаше Дионн стало уже значительно лучше.

Она пришла в себя. Она лежала страшно бледная и слабая, не спуская глаз с пятерки новорожденных, лежавших в ряд около нее. Рассказывают, что, когда она увидела пять живых младенцев, она могла только со вздохом вымолвить:

— О, святая Мария!

V

Да, она будет жива. Она сама спасла себе жизнь, — может быть, при некотором содействии питуитрина и эрготина, — но, главным образом, ее спас инстинкт самого организма, когда матка стала сокращаться, чтобы вытолкнуть пять младенцев за два месяца до срока. Дэфо еще не совсем пришел в себя. Он стоял как автомат, разглядывая эту пятерку необыкновенных живых существ, завернутых в лохмотья… Каковы их шансы на жизнь, помимо того, что они несомненно дышали?.. Им сейчас нужен тончайшей конструкции инкубатор с кондиционированным воздухом; требуется тепло, покой, защита от микробов — все те условия, какими они пользовались в утробе матери… Ничего этого не было. Ну, что ж… Дэфо сделал что мог в данных условиях… Вот уж вся пятерка лежит в гнезде, устроенном в корзине из-под мяса, застланной теплым одеялом, сверху корзина тоже прикрыта согретым одеялом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах
Хрущёвская слякоть. Советская держава в 1953–1964 годах

Когда мы слышим о каком-то государстве, память сразу рисует образ действующего либо бывшего главы. Так устроено человеческое общество: руководитель страны — гарант благосостояния нации, первейшая опора и последняя надежда. Вот почему о правителях России и верховных деятелях СССР известно так много.Никита Сергеевич Хрущёв — редкая тёмная лошадка в этом ряду. Кто он — недалёкий простак, жадный до власти выскочка или бездарный руководитель? Как получил и удерживал власть при столь чудовищных ошибках в руководстве страной? Что оставил потомкам, кроме общеизвестных многоэтажных домов и эпопеи с кукурузой?В книге приводятся малоизвестные факты об экономических экспериментах, зигзагах внешней политики, насаждаемых доктринах и ситуациях времён Хрущёва. Спорные постановления, освоение целины, передача Крыма Украине, реабилитация пособников фашизма, пресмыкательство перед Западом… Обострение старых и возникновение новых проблем напоминали буйный рост кукурузы. Что это — амбиции, нелепость или вредительство?Автор знакомит читателя с неожиданными архивными сведениями и другими исследовательскими находками. Издание отличают скрупулёзное изучение материала, вдумчивый подход и серьёзный анализ исторического контекста.Книга посвящена переломному десятилетию советской эпохи и освещает тогдашние проблемы, подковёрную борьбу во власти, принимаемые решения, а главное, историю смены идеологии партии: отказ от сталинского курса и ленинских принципов, дискредитации Сталина и его идей, травли сторонников и последователей. Рекомендуется к ознакомлению всем, кто родился в СССР, и их детям.

Евгений Юрьевич Спицын

Документальная литература
1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука