Стоять до последнего

Сворачивать, менять направление уже не имело смысла – собачий лай, гортанные крики и пальба приближались с трех сторон. Гитлеровцы, видимо, все заранее обдумали. Они прижимали русских к болоту, надеясь взять живьем: сдаться в плен, конечно же, благоразумнее, чем погибать в трясине!

Александрин, запыхавшись, остановился.

– Что скажешь, командир?

Тагисбаев, поправив сползавшую на глаза повязку с застывшими темными пятнами крови, выкрикнул:

– Драться!..

– В болото! – приказал Миклашевский. – Поняли меня? Туда оттащим немца… Подальше оттащим! Пусть привлекает! А сами в сторону! Прикрывайте меня!

Миклашевский, поправив тяжелую ношу на плечах, полез напролом через кусты в сторону камышовых зарослей. Под ногами захлюпала вода, в нос шибануло спертым прелым воздухом. Гитлеровец мешком висел на плечах Игоря и не подавал признаков жизни. Когда Миклашевский не удержал равновесия и, приседая, окунул Леймана головой в болотную воду, тот сразу пришел в себя, яростно задрыгал ногами и, выплевывая грязь, заорал диким голосом. Игорь обхватил дергающиеся ноги фашиста, стиснул их, словно клещами. Лейман извивался ужом, продолжал орать.

Наконец Миклашевский достиг зарослей камыша. Под ногами вязкая тина. Но он шел дальше и дальше, продираясь сквозь зеленые кустарники, проваливаясь по пояс в жижу. Чем дальше, тем становилось глубже. Игорь несколько раз падал, окуная с ног до головы и Леймана, который не переставал отчаянно кричать.

Вдали от берега, где камыш стоял почти сплошной стеной, Миклашевский сбросил с плеча подполковника, волоком протащил в заросли и, выбрав подходящее место, поставил Леймана на ноги. Болотная вода доходила немцу почти до подбородка, и тот вынужден был задрать лицо вверх, чтобы не хватать ртом вонючую жижу.

– Теперь ори сколько хочешь! – выдохнул Миклашевский и добавил по-немецки: – Кругом смерть!.. Вода и грязь!

Оставив в болоте перепуганного насмерть гитлеровца, Миклашевский зашуршал камышом, продираясь к товарищам. Те уходили в заросли ивняка, отстреливаясь короткими очередями. На берегу, заглушая яростный лай овчарок, торопливо стучали автоматы, что-то кричали немцы, однако лезть в болото они не решались. Темная трясина и заросли камыша пугали фашистов неизвестностью.

3

Миклашевский услышал гулкие очереди ручного пулемета, винтовочные хлопки, один за другим грохнули разрывы гранат. Казалось, весь лес в округе ожил, ощетинился огнем и громом. Игорь, вытянув шею, вслушивался. В каком-то полусне-полуяви, потому что в такое поверить было трудно, он уловил русские слова: «Даешь!», «Громи».

На берегу болота происходило что-то невероятное. Кто-то напал на немцев. Миклашевский рванулся вперед, разгребая камыши.

– Наши!.. Там наши!..

Когда Игорь выбрался из болота на вязкий, дышащий под ногами берег, стрельба уже прекратилась. Около куста можжевельника он увидел Бердыбека Тагисбаева. Тот сидел на корточках, весь в тине, мокрый, а незнакомый красноармеец перевязывал ему левую руку выше локтя.

– Царапнули, товарищ лейтенант, – Тагисбаев силился встать, но красноармеец удержал его.

– Кость не задело, – добавил со знанием дела боец, продолжая бинтовать руку. – Заживет до свадьбы!

Появился какой-то летчик. Комбинезон на летчике был весь в болотной грязи, прилип к телу, обрисовывая плечистую фигуру. Немецкий автомат свисает на груди. Рядом с ним шагал парнишка, тоже с автоматом. У летчика возле левого глава темнел продолговатый шрам. «Знакомое лицо, – подумал Миклашевский. – Но где мы могли встречаться?»

– Ты? – радостно выкрикнул летчик, хлопая боксера по плечу. – Привет чемпиону!..

– А я вот не узнал… Где же мы встречались?..

– Последний раз в кузове машины, когда из Луги ехали… Помнишь, на второй день войны?

– Ну как же! – Миклашевский сразу все вспомнил и тут же спросил: – Ты один?

– Ага… Еще вот паренек со мной…

К ним подошел щуплый старшина. Дратунь что-то тихо сказал ему, показывая на Игоря. Тот понимающе кивнул, разглядывая Миклашевского с уважением и открытым любопытством.

– Он и заварил всю кашу, – громко произнес летчик, похлопывая по плечу Миклашевского. – Немцев взбаламутил.

– Разведгруппа? – спросил Игорь, снимая с живота набитый портфель. – Когда от наших вышли?

– Разведгруппа, это точно! Но мы еще до наших не дошли. Пробиваемся только! – старшина кивнул на кожаный портфель. – А хозяин где?

– С полчаса назад принимал грязевые ванны, – вставил Дратунь, опережая Миклашевского. – Слыхал, наверное, поросячий визг, когда шли к нам на выручку?

– Надо бы поискать его в камышах, может, еще жив, – сказал Игорь. – Мы его связали для верности.

– Кабы был живой, подавал бы голос. Немцы на расплату народ хлипкий, – произнес со знанием дела старшина и, заложив два пальца в рот, оглушительно свистнул.

– Сигнал к сбору, возвращаться надо, – пояснил старшина. – У вас все тут?

– Нас двое, – сказал Дратунь, кивая на парнишку, который помогал красноармейцам собирать оружие.

Петька сиял. Он навесил на себя два автомата и нацепил три фляги.

– А нас три штыка, – ответил Миклашевский. – Все в сборе.

– Тогда пошли.