Они прошли по подъездной дорожке до магистрали. Она отказалась от предложенных им «Силк кат», предпочтя собственные сигареты с ментолом. Когда его дешевая зажигалка не сработала, она выудила из сумочки свою «Зиппо».
— Я мало видел женщин с такими зажигалками, — заметил он.
— Она принадлежала моему мужу.
— Принадлежала?
— После исчезновения Салли он только год и продержался. Доктора решили, что тромб. Не напишешь же в свидетельстве о смерти «разбитое сердце».
— Салли — ваш единственный ребенок?
Хазлитт кивнула:
— Ей тогда только исполнилось восемнадцать. Через полгода должна была закончить школу. Потом собиралась в университет — хотела изучать английский. Том был преподавателем английского…
— Том — это ваш муж?
Она кивнула:
— В доме полно книг — неудивительно, что и она этим заболела. Когда она была маленькой, Том ей всегда читал на ночь какую-нибудь историю. Однажды я вошла к ним, думая, что это какая-нибудь сказка с картинками, а он ей читал «Большие надежды». — При этом воспоминании лицо ее исказилось болезненной улыбкой. От ее сигареты оставалась добрая половина, но она бросила ее на дорогу. — Салли с друзьями сняли что-то вроде шале недалеко от Эвимора.[10] Мы сделали ей подарок на Рождество — дали деньги на ее долю.
— Миллениум, — проговорил Ребус. — Думаю, это было недешево.
— Да, недешево. Но предполагалось, что поедут четверо, а в компанию втиснулись еще двое. Так что вышло дешевле.
— Она была лыжницей?
Хазлитт отрицательно покачала головой:
— Я знаю, Эвимор этим и знаменит, и по меньшей мере две девушки катались на лыжах, но Салли хотела просто развлечься. Они поехали в город — у них были приглашения на две вечеринки. Они все думали, что она на другой. Никто ни с кем не ссорился, ничего такого.
— Она там выпивала?
— Наверно. — Хазлитт застегнула куртку: на улице было холодно. — Я ждала от нее звонка в полночь, хотя и знала, что у нее даже в хорошую погоду барахлит телефон. Утром друзья решили, что она с кем-то познакомилась и теперь где-то отсыпается. — Она резко остановилась и посмотрела ему в глаза. — Хотя это на нее не похоже.
— А кавалер у нее был?
— Они расстались осенью. Его тогда допрашивали.
Ребус совсем не помнил этого дела. Правда, Эвимор был далеко на севере от Эдинбурга.
— Нам с Томом пришлось ехать в Шотландию…
— Откуда? — перебил ее Ребус.
Он слышал ее английский акцент, но почему-то решил, что она эдинбурженка.
— Из Лондона. Крауч-Энд[11] — знаете? — (Ребус покачал головой.) — Нам повезло — родители Тома помогли нам купить дом, как только мы поженились. Они неожиданно разбогатели. — Она помолчала. — Извините. Я знаю, что все это к делу не относится.
— Никак вам это уже говорили?
— Очень многие полицейские, — признала она с очередной горькой улыбкой.
— И как же вы вышли на инспектора Маграта? — с искренним любопытством спросил Ребус.
— Я говорила со всеми — с теми, кто находил для меня время. Имя инспектора Маграта упоминалось в газете. Он специализировался в нераскрытых преступлениях. И после второго случая… — Она увидела, что теперь завладела его вниманием, и глубоко вздохнула, словно готовилась декламировать наизусть. — Май две тысячи второго года. Дорога А — восемьсот тридцать четыре близ Стратпеффера. Ее звали Бриджид Янг. Ей было тридцать четыре, и она работала аудитором. Она припарковала машину у дороги — покрышка спустила. С тех пор ее никто не видел. Столько людей пропадает каждый год…
— Но этот случай чем-то выделялся?
— Так ведь это та же самая дорога.
— Разве?
— Стратпеффер чуть в стороне от А-девять — взгляните на карту, если не верите.
— Да я не спорю, — сказал Ребус.
Она внимательно посмотрела на него:
— Узнаю этот тон. Он означает, что вы начинаете думать, будто я свихнулась.
— Но это факт или нет?
Она проигнорировала его и продолжила:
— Третий случай произошел в две тысячи восьмом на самой А-девять — в магазине товаров для садоводства между Стирлингом и Ох… — Она нахмурилась. — Местечко, где отель «Глениглс».
— Охтерардер?
Она кивнула:
— Двадцатидвухлетняя Зоуи Беддоус. Ее машина оставалась на парковке целый день. А потом и следующий.
Тогда и возникли подозрения.
Ребус докурил сигарету до фильтра.
— Миссис Хазлитт… — начал было он, но она выставила ладонь.
— Я это столько раз слышала, что прекрасно знаю, что вы хотите сказать. Никаких улик нет, тела не обнаружены — значит, по мнению полиции, и преступления не было. Я всего лишь мать, и все мои способности убеждать сгинули вместе с единственной дочерью. Неужели этого мало, инспектор?
— Я не инспектор, — тихо ответил он. — Прежде был, а теперь в отставке. Работаю в полиции в гражданском статусе. И занимаемся мы только нераскрытыми преступлениями, а все остальное — вне моей компетенции. Так что вряд ли я могу быть вам полезен.
— А что же это, как не раскрытые дела? — Ее голос зазвенел и слегка задрожал.
— Может быть, я найду, с кем вам лучше поговорить.
— Вы имеете в виду криминальную полицию?
Она дождалась его кивка. Обхватив себя руками, она отвернулась от него.
— Я только что оттуда. На меня там и смотреть не стали.