Сто рассказов из русской истории. Жизнь Эрнста Шаталова. Навеки — девятнадцатилетние. Я вижу солнце. Там, вдали, за рекой

Беглар смолчал. Датико поднял свой мешок, подтащил к жернову.

— Давно я не ел твоих лепешек, Беглар! — улыбнулся Датико Беглару.

— Может, еще прикажешь подать тебе жареного поросенка?

Датико обмер.

— Беглар, не растравляйте меня… Взял я грех на душу, теперь мне уже нечего терять… — сказал он и бросил взгляд на свою винтовку. Беглар придвинулся к своей кремневке. Тогда Датико подошел к стене, снял кремневку, подбросил ее в воздух, схватил за ствол и со всего размаху ударил прикладом об землю. Потом открыл дверь, забросил ствол в снег, а приклад швырнул в огонь.

Беглар не сдвинулся с места, лишь проглотил слюну. Датико взял свою винтовку и уселся у огня.

— Видал? — показал он Беглару на начавшийся дымить приклад.

— Чтоб тебя увидела смерть, и чтоб не было тебе в жизни счастья и радости, и чтоб сгнили в земле твои кости, как гниют кости моего мальчика! Чтобы оплакали тебя и надели траур по тебе твои родные! — сказала Матрена, и губы у нее задрожали.

— Да кто станет оплакивать его? Кто наденет траур по нем? — добавила Федосия.

— Федосия, не выводи меня из терпения… Теперь я зверь! Остерегайтесь меня! — привстал Датико.

— Чтоб ты пропал и исчез, чтоб не приняла тебя земля! Душегуб! Ты еще грозишься? Что со мной может стать хуже того, что уже стало? Изверг ты! Убийца!

— Не я убил ваших сыновей… Будь они поумнее, ходили бы сейчас живыми и невредимыми, вроде меня!

— Что?! Что ты говоришь?! Да им… Да они… Они и сейчас, мертвые, живее тебя, падаль ты этакая! Как ты смеешь даже заикаться о наших мальчиках?! — Матрена хотела сказать еще что-то, но подступившие рыдания не дали ей договорить. Она закрыла лицо руками.

Моя кукуруза сошла вся. Жернова загрохотали громче. Датико стал развязывать свой мешок.

— Теперь очередь Макара, — сказал тихо Беглар. Датико продолжал развязывать мешок.

— Теперь очередь Макара, — повторил Беглар.

— Подождет Макар!

— Нет. Его очередь!

— Подождет!

— Его очередь! — Беглар вплотную подошел к Датико.

— Подождет, говорю, Макар! — Датико оттолкнул Беглара и стал засыпать в сусек кукурузу. Беглар налетел на ларь, выпрямился, долго пристально смотрел на Датико, потом присел к огню. Я стал заполнять мукой свой мешок, искоса поглядывая на Беглара. Вдруг он встал и, не сказав ни слова, вышел из мельницы. Датико, схватив винтовку, вышел вслед за ним, но скоро вернулся.

— Гм, обиделся на меня…

Наступило молчание.

— Позови его, Сосойя, — сказал Датико. — Ничего я ему не сделаю… Простудится еще!

Я не ответил ему и не сдвинулся с места.

Датико взорвался.

— Ты что, не слышишь?! Сопляк! Тебя еще не хватало!

Я продолжал молча заполнять мешок мукой. Прошла минута, другая, третья… и вдруг вода в желобах мельницы умолкла. Жалобно взвизгнув, стали жернова. Наступила непривычная тишина.

Датико растерялся. Он вопросительно взглянул на меня, потом на дверь. Он стоял, нагнувшись над мешком, и не знал, что делать. Дверь открылась, и появился мокрый по пояс Беглар с металлическим беркетом в руке. Он весь посинел и дрожал, губы его выбивали дробь.

— Что… что ты сделал? — спросил Датико.

— Иди своей дорогой, Датико… Пока я жив, не видать тебе муки из моей мельницы… Я разбил желоб. Хочешь, убей меня! Пожалуйста, я здесь… А потом можешь поправить желоб и молоть, сколько тебе угодно…

Датико долго, очень долго молчал, не сводя глаз с Беглара. Потом подобрал свой пустой мешок, повертел его в руках, бросил на пол, повернулся и направился к двери. В дверях он остановился, немного постоял с опущенной головой и, не оглядываясь, вышел…

Я видел, как он пошел по заснеженному полю, как пересек его, как стал взбираться по склону Концхоулы и как постепенно исчезло темное пятно на белоснежном фоне горы.

— Извините меня, женщины, осталась ваша кукуруза несмолотой… — неловко улыбнулся Беглар.

— Беглар, накорми меня своими лепешками, проголодался! — сказал я и поцеловал Беглара в озябший нос.

— Дай отогреться, сукин сын! — проворчал Беглар, потер рукой нос и сел у огня.

Цуца