Сто полей

– А мне говорили, что зять твой, Розовый Мешед, такое вино за пятнадцать грошей продает.

– Слушай, парень, – сказал хозяин лавки, – ты кто такой? Ты чего почтенных людей оговариваешь? Цех не велит брать дешевле, чем по сорок пять.

Вышла ссора, на которую парень и нарывался. «Себе в убыток торгую!» – кричал торговец. «Воры вы все, воры!» – визжал парень. Собирались слушатели.

– Ты платить будешь? – спросил торговец.

– Лей вино обратно! – распорядился парень.

Продавец со злостью выплеснул кувшин в бочку, парень, взмахнув мешком, выскочил из лавки.

«Гм», – подумал Неревен и через две минуты вошел вслед за парнем на пеструю плавучую веранду.

Парень вертел кувшин так и этак перед пьяной компанией и рассказывал, давясь от хохота.

– А что в другом кувшине-то было? – спросили его.

– Уксус, – засмеялся тот.

Большая лодка с чужеземцами подходила к пристани.

– А что это, – громко удивился Неревен. – Смотрите, заморские купцы все съехали со своего корабля. И с магистратами.

– Гражданство отмечают, – зло сказали рядом. – Вчера лаялись, сегодня помирились. Богач с богачом всегда договорятся.

Неревен глянул: визгливый голос принадлежал человеку, похожему на пузырь, без ушей, без носа, и кафтан бархатный, но грязный.

– Гражданство, – разочарованно протянул Неревен. – Да уж, теперь им нечего бояться. Да и вору-то слабо в самый канун заповедного дня на корабль залезть. Опять же – охрана в гавани.

Человек-обрубок со злостью плюнул в сторону освещенной харчевни с магистратами и торговцами.

– Это кто же воры? – встрепенулся он. – Богач бедняка законно грабит, а возьмет бедняк свое назад – так уши рвут.

Человек-обрубок заплакал. Он явно был пьян. Сосед его наклонился к Неревену и шепнул:

– Выгнали его сегодня с работы – вот он и бесится.

Неревен вздохнул. О богачах вообще-то человек-обрубок рассуждал правильно. Только вот уши у него были неправильные.

– Да, – сказал Неревен. – Говорят, весь корабль завален золотом. Разве можно такие деньги добыть честным путем?

– Колдовское золото, – горько сказал кто-то. – А его, если не дарить добровольно – пеплом станет.

Неревен сощурился.

– То-то и удивительно, что не колдовское. Сегодня в королевском суде их набольший на треножнике клялся, что не умеет колдовать.

Лодка покачивалась, ночь продолжалась.

Скрипнула дверь, на веранде показался еще один человек: желтый кафтан, бегающие глаза. Пристроился к честной компании, поманил пальцем «айвовый цветочек». Девушка, улыбаясь, села ему на колени.

– Слышь, Джад, – сказал человек-обрубок, – а заморские торговцы, оказывается, не колдуны.

– Пьян ты сегодня, Половинка, – сказал тот.

Прошло столько времени, сколько надо, чтобы сварить горшок каши. Половинка и Джад куда-то исчезли.

Неревен выбрался на верхушку веранды и стал смотреть в шакуников глаз. Заморские торговцы сидели в ста шагах, меж вышитых столиков, пили вино с городскими чиновниками и смеялись. Вдали, на волнах в серебряной сетке, качался темный корабль.

Но как ни вглядывался Неревен – никто к кораблю не плыл. Безумная затея сорвалась. Вторая ошибка за сегодняшнюю ночь. Первую Неревен сделал у холма в Мертвом Городе, глядя на стальную чечевичку. Он тогда подумал так: «Есть глаз Шакуника, можно сделать и ухо». А потом так: «есть амулеты – ворожить, есть и амулеты, чтобы подслушивать». Но глаз Шакуника – не амулет, а варвары из-за моря – не ученые. Но отчего же пришла в голову ложная аналогия?

Неревен уже было повернулся уйти, но тут один из купцов вскочил и стал вглядываться в темноту. И тут же с корабля что-то вскричало, полыхнуло, – в серебряную воду с визгом катились две тени.

На берегу всполошились. Неревен бросился вниз, к гавани, забыв об аналогиях и силлогизмах. Вот теперь, ища воров, лавочники каждый куст оглядят. Десять ишевиков стоил утром Неревен. Чего будет стоить Кукушонок, застигнутый среди ржаных корольков?

И все же – чего испугались воры на корабле? Почему заморский торговец заметался раньше общего переполоха?

9

Айлиль прибежала к брату и рассказала ему правду об Арфарре – то есть то, что говорил Неревен.

Глупый эконом Шавия сказал, что советник стремится к справедливости и общему благу, а Неревен объяснил, что советник стремится к мести… Неревен рассказал правду, потому что такое правда? Это то, о чем можно спеть песню. Можно спеть песню о человеке, хотевшем мести, а кто слышал песню о человеке, хотевшем справедливости?

«Справедливости» можно хотеть на вейском. А на аломском и слова-то такого нет. Есть слово «справедливый». Но опять-таки нельзя быть «справедливым» просто так. Если ты, скажем, «справедлив» к истцу, то тем самым несправедлив к ответчику. Арфарра составлял грамматику аломского языка, там было сказано: у аломов прилагательные, как глаголы, бывают переходные и непереходные, «справедливый» обязательно требует дополнения. «Справедливый» к кому?

Айлиль повторила слова Неревена, заплакала:

– Сколько людей не может выбрать между верностью клятве и верностью королю! А если б могли – мир бы остался совсем без песен. Была бы одна роспись на стенах. Дивная, как в покоях государыни Касии.