Сто осколков одного чувства

Он не помнил, как прошел остаток дня. Он смотрел на часы, те самые, и ему казалось, что они стоят. Но они встали только в полвосьмого, и он этого не заметил. Разумеется, накануне он забыл завести их. И домашний метроном жестоко отомстил ему за это...

Тишина закончилась как-то сразу. В окна, как компания подгулявших гостей, ввалились городские звуки. Он пришел в себя и, матеря часы предпоследними словами (последние оставляя для себя самого), выскочил из дому. К давешнему бару он подбежал с опозданием на полчаса. Он вошел внутрь, боясь оглядеться. И – попал во вчерашний день. Та же странная пара сидела в углу, только теперь они были муж и жена, и теперь пьяной была женщина, а мужчина что-то бормотал ей на ухо. Восковой бармен стоял на том же месте. Крис снова колесил по дороге в ад. И, конечно, Она сидела за вчерашним столиком, спиной к вошедшему кавалеру.

Он подошел тихо, как нашкодивший пес. Он боялся вздохнуть...

– Привет, кисуля, – прозвучал Ее голос.

Камень упал с его души.

– Ничего, что я звоню? Ты не занята?

Камень вернулся на место. Он увидел в ее руке маленький сотовый телефон и даже почуял запах воска.

– Откуда звоню? С Никитской. Есть тут забегаловка, дыра редкостная. И, представь, у меня тут свидание. Да, да, не смейся... Вчера забежала перекусить, приклеился мальчик, пригласил потанцевать – и пошло-поехало... Нет... Не трахались еще. Сегодня я его докручу. Вчера он никакой был... Да, пьяный. Или обкуренный, кто их теперь разберет... Молол какую-то ерунду. Но руки хороши, и губки – как у девочки... Что? Да ладно тебе, старая развратница... Когда это было... Как там твой поживает?...

За ее спиной громко хлопнула дверь. Она обернулась, удивленно пожала плечами и поглядела на часы. Пожала плечами еще раз и вернулась к разговору с подругой. На ее «Ролексе», который никуда не спешил и ни от кого не отставал, было без четверти десять. Те, другие часы все еще топтались на восьми. Они смотрели в спину Времени с видом хромой дворняги на ипподроме.

– This is the road to hell, – сказал Крис Ри.

Вот такая история. А ведь все могло случиться иначе.

Она родилась чистой, как монахиня в банный день. И осталась бы чистой навсегда, если б не уличная пробка на Большой Дорогомиловской...

Эротический этюд № 37 Полынь

Она родилась чистой, как монахиня в банный день. И осталась бы чистой навсегда, если б не уличная пробка на Большой Дорогомиловской...

Все началось осенью. Не самое подходящее время для романов, согласитесь. Купидон, который извел сотни колчанов в августе, устал смотреть на то, как его стрелы одну за другой уносило в море. Потом поезда расползлись, как тараканы, по городским углам, и не загоревший мальчишка с крылышками приехал в Москву зайцем. Повесил за спину лук, прятался за кустами и забрасывал осенние парочки галькой, набившейся в пустой колчан на ялтинских пляжах...

Нет. Определенно, осень – не лучшее время для начала романа. И ничего путного из такого романа не выйдет, вот увидите...

Наша героиня не ездила на юг. Мало того, она даже не отдыхала, а, представьте, сдавала экзамены в институт. Она была правильной, умной девочкой, глупости планировала за неделю вперед и, когда время подходило, трусливо пряталась от них в чулане. Что же до поступков рассудительных – они всегда удавались ей как нельзя лучше. Вот и в институт она поступила с первой попытки.

Если мы нахально заглянем в мир ее девичьей комнаты, которая еще вчера была детской, то найдем там много интересного. На обоях с диснеевскими грызунами воцарился портрет Мэла Гибсона. Неизвестно, что о нем подумали ущемленные Чип и Дейл, но совершенно точно известно, что о нем думала сама наша героиня. Она обожала Гибсона. И не только старину Мэла. Ей нравились и Кину Ривз, и Аль Пачино и даже старина Николсон. Днем она часто прицеливалась взглядом на стену, но Чип и Дейл, отчаянно машущие руками, не входили даже в позорное «молоко» ее мишени.

Рассудительная девочка внимательно смотрела на портрет, снимала штанишки и, садясь на попутное кресло, широко расставляла длинные босые ноги. После этого она тщательно вылизывала пальчик (средний, с вашего позволения), и отправляла его в путешествие к центру земли. В те края, где плещется лава, и откуда растут вулканы.

Мэл Гибсон и те, кто сменял его в карауле на стене, смотрели на девочкины проказы с тем выражением лица, какое можно увидеть у старого вулканолога перед картиной «Гибель Помпеи».

Словом, как вы уже догадались, девочка была готова к появлению в ее жизни принца. Время от времени она посматривала на молчаливую дверь с досадой, которая очень шла к ее лицу...

...Он въехал в ее жизнь на старой «девятке». И въехал неудачно.

Это произошло ранним сентябрьским днем, когда она шла из института в белом платье и в том настроении, когда чувствуешь себя Невестой Мира. У нее все получалось этим летом, она прожила его так, как хотела, и теперь по плану должна была влюбиться.