Сто лет

Она не сразу поняла, что тяжелое дыхание, которое слышалось в каюте, принадлежит не ей, а ему. Внешне спокойно он гладил головку Йордис, а из груди у него с хрипом вырывалось неровное дыхание. Элида оторопела, потом выхватила у него Йордис.

– Господи, помилуй меня, это я виновата… – проговорила она.

– Я сам виноват. Но твои слова привели меня в отчаяние. Всю неделю ты носила это в себе и не сказала мне ни слова! За кого же ты меня принимаешь?

Большие глаза Йордис перебегали с одного на другого, она снова потянулась к отцу. Добившись своего, она сунула палец в рот и прижалась к нему.

– Я терзался, что из-за меня мы должны оставить детей. Думал об этом день и ночь. И когда за ними уже пришли… Ты простишь меня, Элида?

Она кивнула, не думая о том, простила она его или нет на самом деле.

Вскоре они вместе поднялись на палубу. Фредрик с картой в кармане пальто, она с ребенком, сидящим на бедре. Был уже поздний вечер, малышам давно полагалось спать, но было так светло. Нестерпимо светло. Господь, как всегда на Севере, не знает меры, думала Элида и щурилась, точно лемминг, вынырнувший из-под снега.

Пароход вошел в узкий пролив Рафтсундет, берега с обеих сторон были одинаковые. Залитые странным синеватым светом. На всем лежала серебристая пелена. Устроившись удобно в креслах на палубе и позволив детям стоять у поручней на некотором расстоянии друг от друга, Фредрик спросил, шепелявя из-за парализованных с одной стороны губ:

– Ты простила меня?

В ту же секунду Элида увидела, что Агда протиснулась между спасательной шлюпкой и поручнями. Одна. Элида молниеносно посадила Йордис Фредрику на колени и бросилась к Агде. Полы пальто взметнулись вокруг нее, точно знамя. К счастью, Эрда оказалась близко от Агды. Она схватила сестру и оттащила ее в безопасное место.

Когда Элида вернулась, Йордис сидела на ее месте, а Фредрик уже развернул на коленях карту.

* * *

Они ощутили непогоду, как только пароход вышел в открытое море. Собственно, Элида догадалась о приближении шторма по брызгам пены, летевшим вокруг шхер, когда они отчалили от Свольвера. Впереди их ждала ночь и широкий Вест-фьорд. Элида заснула, взяв к себе в постель и Агду и Йордис. Один раз она проснулась, потому что пароход резко накренился. В темноте перекатывались какие-то вещи. Некоторое время Элида лежала, борясь с болью в плече, которое перетрудила, собираясь в дорогу. Но потом снова уснула.

Однако ненадолго. Она проснулась, потому что кого-то рвало. Если ее что и разбудило, то именно этот звук. Она вскочила и зажгла свет. Из сетки на стене достала картонный пакет. Фредрик свесился с койки, его рвало прямо в узкий проход. Подставляя ему пакет, Элида старалась, чтобы его рвота не попала на нее. Едкий летучий запах быстро заполнил каюту.

Агда проснулась и заплакала, увидев отца в таком состоянии. Йордис тоже проснулась и хотела слезть с койки. Но тут начало рвать Агду. Элида как могла успокаивала ее, стараясь держать на некотором расстоянии от себя. Пароход дал сильный крен. Элида накинула пальто, схватила под мышку Йордис и с трудом выбралась в коридор. Когда пароход поднимался на волне, она хваталась за ручку двери. Когда съезжал с нее, ей казалось, что ее ноги болтаются в воздухе. Она опустилась на пол, зажав ногами Йордис. Наверное, это и было как раз то, что называли «лежать по погоде». Оставалось только покориться своей участи и продолжать дышать.

Старшие дети заперли дверь каюты. И пока верх и низ, право и лево менялись местами, Элида, не выпуская из рук Йордис, держалась за ручку двери и лбом стучалась в нее. Наконец Анни, моргая, открыла дверь.

– У папы и Агды морская болезнь, присмотрите за Йордис.

– У Карстена тоже, – слабым голосом проговорила Анни.

Когда Элида вернулась в свою каюту, Агда сидела у Фредрика и громко рыдала, он как мог утешал ее. Элида быстро выставила в коридор грязные картонные пакеты и приготовила новые. Потом начала мыть Агду. Вода капала, словно из пипетки. Стены были там, где должен был находиться пол. Элида сдернула с коек запачканное белье, свернула его, подтерла этим свертком пол и выбросила сверток в коридор. Пуговицы на пальто Фредрика терлись о переборку. Этот противный звук проникал до мозга костей. Большой чемодан болтался между койками. Ведерко с молоком, которое, по мнению Элиды, надежно стояло среди вещей, отправилось в самостоятельное путешествие. В последнюю минуту она схватила его и, зажав ступнями, осматривалась в поисках подходящего места.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила она Фредрика и протянула ему чистое полотенце.

– Неплохо, только я очень грязный. Бедная ты моя, у тебя не муж, а огородное пугало! – простонал он.

Если бы не вонь и грязь, Элида подумала бы, что он сейчас рассмеется. И тут же поняла, что именно это он и пытается сделать. Тогда она сдалась и засмеялась вместе с ним. Она сидела на койке, зажав ступнями ведерко с молоком, и из нее вырывался смех, похожий на писк.

– Пока есть ветер, есть надежда! Вот когда сгустится туман и ветер стихнет, тогда все пропало, – сказал он.

* * *