Сто лет назад

Старый король не спускал глаз у Уины; он положительно обожал ее; это было единственное существо в целом мире, обладавшее способностью укрощать его, сдерживать его бешеные порывы, его необузданные вспышки гнева, находившее слова и интонации, которые при случае могли побороть и победить его своеволие и упорство, но и то не всегда. Не будучи в состоянии каждый раз следовать за охотой по старости лет или иным причинам, король с видимой неохотой и опаской отпускал Уину, предостерегая ее от возможных опасностей и вменяя всем в обязанность охранять и оберегать ее; а когда мы возвращались с охоты, глаза старика прежде всего искали ее и светились восхищением и восторгом, приветствуя ее возвращение и любуясь ее красотой. Способ охоты, обычно практикуемый туземцами, состоял в облаве на зверя, которого гнали на охотников, расставленных кольцом, каждый на определенном месте. Гнали зверя загонщики, так как собак здесь не было совершенно.

Зверь, на которого здесь больше охотятся, это местный дикий кабан, а также шакал; кроме того, охотятся на леопарда, на горных диких кошек, местное название которых не удержалось в моей памяти, и на тигров, которые также встречаются в здешних лесах и джунглях. Хотя большинство этих животных очень свирепо и кровожадно, и охота на них представляется чрезвычайно опасной, тем не менее негры встречают зверя таким градом дротиков, стрел и копий и таким оглушительным шумом и криком, что зверь, ошеломленный, испуганный, теряется и почти всегда становится жертвой черных охотников, не успев даже причинить кому-либо из них серьезного вреда.

Но бывают и исключения; однажды, едва только загонщики успели проникнуть в чащу леса, как моя молодая госпожа, заслышав подозрительный шорох в соседних джунглях и не без основания полагая, что в этом месте должен появиться зверь, двинулась туда, опередив остальных охотников, чтобы первой встретить его. Я, по обыкновению, находился подле нее; вдруг громадный тигр выскочил из чащи, и она пустила в него свой дротик. Животное было ранено, но не насмерть, и обозленное причиненной ему раной на мгновение приостановилось, затем повернуло назад. Не теряя ни минуты, я вонзил ему свое длинное копье в шею с такой силой, что оно осталось торчать в ране. Но тигр сделал огромный прыжок, причем древко копья обломилось у самой раны. От этого острие копья только глубже вонзилось в шею тигра, но это не избавляло нас от опасности, а скорее, наоборот, увеличивало ее.

Уина бросилась бежать; я последовал за ней, надеясь, что нам удастся уйти от разъяренного зверя. Хотя мы кинулись назад тотчас же после того, как я ранил его, и бежали, как говорится, без оглядки, все же ушли недостаточно далеко, и тигр в два-три прыжка мог легко настигнуть нас. Юная госпожа моя была быстра, как лань, и потому успела опередить меня. Но, обгоняя меня, она схватила меня за руку и потащила за собой с такой силой, что я едва мог удерживаться на ногах. Охотники, видя опасность, грозившую Уине, и заранее зная, что их ожидает в случае, если с ней случится какое-либо несчастье, кинулись между нами и разъяренным тигром, преградив ему путь. После жестокой схватки, в которой несколько человек потеряли жизнь и многие получили серьезные ранения, зверя уложили, а голову его отрубили и в качестве трофея принесли королю. Это был поистине славный трофей, так как тигр этот был необычайно велик и по своим размерам и красоте мог быть назван диковинным.

Когда король узнал об опасности, грозившей прекрасной Уине, то стал ласкать ее, называя самыми нежными именами, и на глазах у него были слезы, настоящие слезы. Я своими глазами видел, как этот свирепый старик прослезился, и не мог не подумать, что и в груди старого изверга бьется человеческое сердце.

Уина сказала ему, что если бы я не предупредил первого прыжка тигра, никакие силы не спасли бы ее от смерти в когтях страшного хищника, и король, взглянув на меня, осклабился страшной улыбкой, которой он, вероятно, хотел выразить мне одновременно и свое одобрение, и свою благодарность.

Когда мы не гнались за зверем, то охотились на птиц, которыми буквально кишел весь лес. Птиц здесь бьют исключительно только из лука, мелкими, легкими стрелами, и я, не обладая в достаточной мере необходимой ловкостью, исполнял лишь роль легавой собаки, т. е. отыскивал в густой траве дичь, подбирал ее, а стрелы из убитой птицы вынимал и возвращал своей госпоже. Она била птицу всегда на лету; но из числа остальных охотников далеко не все могли 'Похвастать этим искусством.