Стивен Хокинг. О дружбе и физике

Выйти замуж за Стивена означало отказаться от части самой себя. Не то чтобы у Стивена было холодное сердце, но он брал в плен теплом своей души. Я спросил себя: каково это – служить подспорьем человеку, когда он в ответ не может оказать никакой поддержки? Очень трудно поддерживать такую связь, надо постоянно идти на жертвы, удовлетворяя его нужды, равно как и находясь в лучах его славы. Легко ощутить себя закабаленной, потерять ориентацию в жизни, почувствовать себя униженной.

Я испытывал к Стивену большое расположение и полагал, что наша работа чрезвычайно взаимовыгодна. Но я не хотел бы быть его соседом по комнате, няней или женой. Представляю, как жизнь рядом с ним может свести с ума. Я представил себе, что именно это и происходило с Элейн, по крайней мере, время от времени. Возможно, и с Джейн тоже. Я встречался с Джейн только пару раз и поэтому не могу судить.

Внезапный уход Элейн из-за стола подействовал на нас угнетающе. Не думаю, что ее протест был вызван какими-то нашими словами. Ее прежние огорчения, должно быть, терзали ее, пока наконец не вылились наружу. Я не знал, как мне реагировать. Наверняка и Патрик не знал. Он просто сказал: «Прекрасный салат!» – и продолжил кормить Стивена.

⁂

Вечер давно наступил, и, когда мы, обслуживая сами себя, покончили с обедом, приготовленным Элейн, я был рад, что могу уйти. Хорошо было бы опрокинуть пару-другую кружек пива в известном мне ночном пабе, и я торопился уйти, потому что надеялся за полчаса успеть дойти туда, пока в одиннадцать не закроются двери и новых посетителей перестанут впускать. Я попрощался, но в тот момент, когда уже был готов покинуть дом, Стивен захотел мне что-то сказать. Я подождал, пока он печатал.

– Нам дали маленький аванс, – сказал его голос.

Я пожал плечами:

– Я тоже подумал, что это маловато, но был уверен, что вы с Алом обо всем договорились.

Ал – это Ал Цукерман. И тридцать лет спустя после выхода «Краткой истории…» он все еще был агентом Стивена. Стивен снова начал печатать. Странно, что он заговорил об этом только сейчас.

– Мы должны были получить в два раза больше, – сказал Стивен.

Я рассмеялся.

– Я тоже думаю, что мы сплоховали. Я все время удивлялся, почему вы не запросили больше.

Стивен скорчил гримасу. Это меня смутило – ведь я же согласился с ним. Затем он сказал:

– Я хочу, чтобы вы поговорили с Алом и сказали ему, что мы хотим двойной аванс.

Я был потрясен. Как мы могли попросить у Ала больше денег? Мы согласились с авансом. У нас на руках был контракт. Мы уже написали большую часть книги. Предложение Стивена выглядело таким же абсурдным, как его идея о том, что черная дыра излучает.

– Но… Я не понимаю, как мы можем это сделать, – сказал я.

Я не из робкого десятка, но сейчас был сконфужен. Брать назад свое слово и отказываться от контракта – в этом было что-то неправильное. Но сказать Стивену, что я не хочу этого делать, тоже было неудобно. На его лице снова появилась гримаса.

– Ал будет очень расстроен, – сказал я. – Никто так не делает.

– Если Алу это не понравится, пусть Ал идет в… – ответил Стивен.

Я знал, что это довольно беззлобное британское ругательство. Люди в пабах иногда говорили так о премьер-министре. В каком смысле употребляется это выражение, я все же до конца не понимал, и странно было слышать, как компьютер его произносит. И не менее странно было то, что Стивен говорит так о человеке, которому он обязан своей писательской карьерой. По крайней мере, смысл сказанного был ясен.

Некоторое время я раздумывал. Стивен казался непреклонным и твердым, как алмаз. Наконец я сказал:

– О’кей. Я собирался остановиться в Нью-Йорке по пути домой. Я переговорю с Алом и дам вам знать.

Патрика наш разговор, по всей видимости, забавлял.

– Добро пожаловать в мир Хокинга, – сказал он и, обернувшись к Стивену, спросил: – А мне вы сможете удвоить жалованье?

Глава 10

«Краткая история времени» вышла из печати 1 апреля 1988 года, в День смеха. Стивена, которому к тому времени исполнилось сорок шесть лет, коллеги уже считали одним из величайших физиков-теоретиков среди людей его поколения. Будь он, к примеру, знаменитым баскетбольным игроком, певцом или генеральным директором банка, при такой известности он зарабатывал бы вполне достаточно, чтобы хватало на жизнь. Но для Стивена вся жизнь до Дня смеха 1988 года была сплошной борьбой за существование. И дело было даже не в том, что нужно было платить за жилье. Речь шла о том, чтобы просто остаться в живых. Чтобы кто-то поддерживал его жизнь. Свеча, стоит ее зажечь, может гореть ровно, пока не догорит до конца. Но свеча Стивена нуждалась в постоянном уходе. Час за часом, день за днем, год за годом проходили в опасениях, что эту свечу может задуть случайный порыв ветра.