1Слышу я: скончался тот преступник.И когда совсем закоченел он,Оттащили в «погреб без приступок»,И осталось все, как прежде, в целом:Умер только лишь один преступник,А не все, кто занят мокрым делом.2Мы освободились от бандита,Слышу я, и не нужна здесь жалость,Ведь немало было им убито.Ничего добавить не осталось.Нет на свете этого бандита.Впрочем, знаю: много их осталось.
Я НИЧЕГО НЕ ИМЕЮ ПРОТИВ АЛЕКСАНДРА
Тимур, я слышал, приложил немало усилий, чтобы завоеватьмир.Мне его не понять:Чуть-чуть водки — и мира как не бывало.Я ничего не имею против Александра.ТолькоЯ встречал и таких людей,Что казалось весьма удивительным,Весьма достойным вашего удивления,Как они Вообще живы.Великие люди выделяют слишком много пота.Все это доказывает лишь одно:Что они не могли оставаться одни,Курить,ПитьИ так далее.Они были, наверное, слишком убоги,Если им недостаточно былоПросто пойти к женщине.
ГОРДИЕВ УЗЕЛ
1Когда Македонец Рассек узел мечом,Они вечером в ГордионеНазвали его «рабом Своей славы».Ибо узел их былОдним из простейших чудес света,Искусным изделием человека, чей мозг(Хитроумнейший в мире!) не сумелОставить по себе ничего, как толькоДвадцать вервий, затейливо спутанных — для того,Чтобы распутала ихСамая ловкая в миреРука, которая в ловкости не уступалаДругой — завязавшей узел.Наверное, тот, завязавший,Собирался потом развязать,Сам развязать, но ему,К сожаленью, хватило всей жизни лишь на одно —На завязыванье узла.Достаточно было секунды,Чтобы его разрубить.О том, кто его разрубил,Говорили, что этоБыл еще лучший из всех его поступков,Самый дешевый и самый безвредный.Справедливо, что тот, неизвестный,Который свершил лишь полдела(Как все, что творит божество),Не оставил потомству Имени своего,Зато грубиян-разрушительДолжен был, словно по приказу небес,Назвать свое имя и лик свой явить полумиру.2Так говорили люди в Гордионе, я же скажу:Не все, что трудно, приносит пользу, и,Чтобы стало на свете одним вопросом поменьше,Реже потребен ответ.Чем поступок.
ГОСТЬ
Уже стемнело, но она усердноПро все семь лет спросить его стремится.Он слышит: режут во дворе наседку,И знает: в доме не осталось птицы.Теперь нескоро он увидит мясо.— Ешь, — просит, — ешь! — Он говорит? — Потом.— Где был вчера? — Он говорит: — Скрывался.— А где скрывался? — В городе другом!Торопится, встает, скрывая муку,Он улыбается: — Прощай! — Прощай!.. — В рукеНе удается удержать ей руку…И только видит прах чужой на башмаке.