Стихотворения

Постукивает под крыльцом, позевывает

и постепенно понимает вроде,

что ну их к черту, сапоги кирзовые…

А сапоги фасонные не в моде.

Кузьма Иванович, ступай на пенсию:

есть фабрики — военных обошьют.

Но пусть война останется за песнею.

А ласточке твоей пора на юг.

Она хвостом своим качнет раздвоенным,

из рук твоих натруженных рванется

и полетит над грозами, над войнами…

А ты сиди и жди. Она вернется.

1958

ИСКАЛА ПРАЧКА КЛАД

На дне глубокого корыта

так много лет подряд

не погребенный, не зарытый

искала прачка клад.

Корыто от прикосновенья

звенело под струну,

и плыли пальцы, розовея,

и шарили по дну.

Корыта стенки как откосы,

омытые волной.

Ей снился сын беловолосый

над этой глубиной.

И что-то очень золотое,

как в осень листопад…

И билась пена о ладони —

искала прачка клад.

1958

ПЕСЕНКА О КОМСОМОЛЬСКОЙ БОГИНЕ

Я смотрю на фотокарточку:

две косички, строгий взгляд,

и мальчишеская курточка,

и друзья кругом стоят.

За окном все дождик тенькает:

там ненастье во дворе.

Но привычно пальцы тонкие

прикоснулись к кобуре.

Вот скоро дом она покинет,

вот скоро вспыхнет гром кругом,

но комсомольская богиня…

Ах, это, братцы, о другом!

На углу у старой булочной,

там, где лето пыль метет,

в синей маечке-футболочке

комсомолочка идет.

А ее коса острижена,

в парикмахерской лежит.

Лишь одно колечко рыжее

на виске ее дрожит.

И никаких богов в помине,

лишь только дела гром кругом,

но комсомольская богиня…

Ах, это, братцы, о другом!

1958

* * *

Е. Рейну

Из окон корочкой несет поджаристой.

За занавесками — мельканье рук.

Здесь остановки нет, а мне — пожалуйста:

шофер в автобусе — мой лучший друг.

А кони в сумерках колышут гривами.

Автобус новенький, спеши, спеши!

Ах, Надя, Наденька, мне б за двугривенный

в любую сторону твоей души.

Я знаю, вечером ты в платье шелковом

пойдешь по улице гулять с другим…

Ах Надя, брось коней кнутом нащелкивать,

попридержи-ка их, поговорим!

Она в спецовочке, в такой промасленной,

берет немыслимый такой на ней…

Ах Надя, Наденька, мы были б счастливы…

Куда же гонишь ты своих коней!

Но кони в сумерках колышут гривами.

Автобус новенький спешит-спешит.

Ах Надя, Наденька, мне б за двугривенный

в любую сторону твоей души!

1958

* * *

Часовые любви на Смоленской стоят.

Часовые любви у Никитских не спят.

Часовые любви

по Петровке идут неизменно…

Часовым полагается смена.

О великая вечная армия,

где не властны слова и рубли,

где все — рядовые: ведь маршалов нет у любви!

Пусть поход никогда ваш не кончится.

О, когда б только эти войска!…

Сквозь зимы и вьюги к Москве подступает

весна.

Часовые любви на Волхонке стоят.

Часовые любви на Неглинной не спят.

Часовые любви

по Арбату идут неизменно…

Часовым полагается смена.

1958

ПЕСЕНКА ОБ АРБАТЕ

Ты течешь, как река. Странное название!

И прозрачен асфальт, как в реке вода.

Ах, Арбат, мой Арбат,

ты — мое призвание.

Ты — и радость моя, и моя беда.

Пешеходы твои — люди невеликие,

каблуками стучат — по делам спешат.

Ах, Арбат, мой Арбат,

ты — моя религия,

мостовые твои подо мной лежат.

От любови твоей вовсе не излечишься,

сорок тысяч других мостовых любя.

Ах, Арбат, мой Арбат,

ты — мое отечество,

никогда до конца не пройти тебя.

1959

ЖИВОПИСЦЫ

Живописцы, окуните ваши кисти

в суету дворов арбатских и в зарю,

чтобы были ваши кисти словно листья.

Словно листья,

словно листья к ноябрю.

Окуните ваши кисти в голубое,

по традиции забытой городской,

нарисуйте и прилежно и с любовью,

как с любовью мы проходим по Тверской.

Мостовая пусть качнется, как очнется!

Пусть начнется, что еще не началось!

Вы рисуйте, вы рисуйте,

вам зачтется…

Что гадать нам:

удалось — не удалось?

Вы, как судьи, нарисуйте наши судьбы,

наше лето, нашу зиму и весну…

Ничего, что мы — чужие.

Вы рисуйте!

Я потом, что непонятно, объясню.

1959

* * *

Когда затихают оркестры Земли

и все музыканты ложатся в постели,

по Сивцеву Вражку проходит шарманка —

смешной, отставной, одноногий солдат.

Представьте себе:

от ворот до ворот,

в ночи наши жесткие души тревожа,

по Сивцеву Вражку проходит шарманка,

когда затихают оркестры Земли.

1959

АРБАТСКИЙ ДВОРИК

…А годы проходят, как песни.

Иначе на мир я гляжу.

Во дворике этом мне тесно,

и я из него ухожу.

Ни почестей и ни богатства

для дальних дорог не прошу,

но маленький дворик арбатский

с собой уношу, уношу.

В мешке вещевом и заплечном

лежит в уголке

небольшой,

не слывший, как я, безупречным

тот двор с человечьей душой.

Сильнее я с ним и добрее.

Что нужно еще?

Ничего.

Я руки озябшие грею

о теплые камни его.

1959

ДЖАЗИСТЫ

С. Рассадину

Джазисты уходили в ополченье,

цивильного не скинув облаченья.

Тромбонов и чечеток короли

в солдаты необученные шли.

Кларнетов принцы, словно принцы крови,

магистры саксофонов шли,

и, кроме,

шли барабанных палок колдуны

скрипучими подмостками войны.

На смену всем оставленным заботам

единственная зрела впереди,

и скрипачи ложились к пулеметам,

и пулеметы бились на груди.

Но что поделать, что поделать, если

атаки были в моде, а не песни?

Кто мог тогда их мужество учесть,

когда им гибнуть выпадала честь?

Едва затихли первые сраженья,

они рядком лежали. Без движенья.

В костюмах предвоенного шитья,

как будто притворяясь и шутя.