Стихи и эссе

И это не означает, что больше невозможен диалог со стихами. Напротив. Это означает скорее, что во всяком случае на какое-то время найден баланс между внешним и внутренним, мембрана сделалась непроницаемой – а слово «dichten» (нем. сочинять стихи) имеет также значение «уплотнять, делать непроницаемым» – непроницаемым, поскольку больше ничто не пытается проникнуть, чтобы захватить и подчинить себе другой уровень, всё в стихах начинает парить, будучи постоянно и в движении, и в покое, как в оке тайфуна, в том, что Новалис называет «das seltsame Verhältnisspiel der Dinge» («удивительной игрой между соотношениями вещей»).

И разумеется, это желанное состояние, за достижение которого человек готов отдать многое. Ведь, наверное, мы так устроены, что это состояние, в самом буквальном смысле объясняющее мир, не сможет существовать, если слова не называют его, тем самым не создавая его снова и снова перед нашим удивлённым взором.

Упорядочивающее действие случайности

Сопутствующий случай

Как-то в пригородном поезде мне довелось услышать такой обмен репликами между двумя пожилыми дамами:

«Нет никакой необходимости во всех этих случайностях».

«Нет, конечно. Так дело не пойдёт. – Вообще слишком много дано на откуп случаю».

Я не слышала, о чём они толковали. Это могло быть всё, что угодно. И реплики эти мог произнести кто угодно. Потому что, несмотря на их обыденный тон, они выхватили нечто общее в человеческом отношении к случайному и необходимому. Лучше всего это видно, если сформулировать два более абстрактных вопроса, скрывающихся в этих будоражащих и воинственных констатациях. Во-первых: необходима ли случайность? Во-вторых: всё ли решает случай?

И если начать со второго: всё ли решает случай? – то ответ, насколько он вообще может быть известным, должен быть утвердительным. Вселенная, а стало быть, и Земля, и жизнь на ней существуют волею случая, сколь бы необходимым, упорядоченным и размеренным ни казался окружающий нас мир во всём, начиная с жизни на планете и до обращения планеты вокруг Солнца, отвлекаясь от известных пертурбаций, таких как извержения вулканы, действия людей и т. д.

Что, собственно, представляет собой случайность, – по сути мы этого, конечно же, не знаем. Мы знаем лишь, что есть нечто такое, что мы называем случайностью. Что есть нечто, что мы воспринимаем как случайность. А стало быть, у этой случайности вполне может быть и нечто, чего мы не воспринимаем. Случайность может быть вся пронизана порядком, который просто излучает не те частоты, которые могут принять наши человеческие аппараты чувственного восприятия.

Но ничего не поделаешь, мы живём в таких странных, случайных условиях, которым Жак Моно* дал потрясающее описание в приводимой цитате: «Априорная возможность того, что произойдёт определённое событие из числа всех возможных событий во Вселенной, равна почти нулю. И всё же Вселенная существует; и должны обязательно происходить определённые события, вероятность которых (априорная) была исчезающе мала. В настоящий момент у нас нет права ни утверждать, ни отрицать, что жизнь появилась один-единственный раз – на Земле, и что шансы её возникновения, до того как она возникла, были, тем самым, почти нулевыми.

Мысль об этом малоприятна не только биологам как учёным. Она противна нашей человеческой склонности верить в то, что всё существующее во Вселенной в её нынешнем виде необходимо и пребудет всегда. Нам постоянно следует остерегаться этого стойкого сознания судьбы» («Le hasard et la nécessité», «Случайность и необходимость», 1970).

О тех дамах в электричке этого не скажешь. Они вовсе не остерегались сознания судьбы. Они как раз исходили из человеческой склонности полагаться на чувство необходимости, из-за которого мы и пытаемся побороть, приручить или легализовать случайное, может быть, в надежде в конце концов ему отомстить и его изжить.

Тем самым мы и признаём, что всё решает случай, и в то же время считаем его искоренение насущной необходимостью. Каждый божий день мы только и делаем вид, будто живём в царстве необходимости, и оттуда диктуем условия случаю – и не наоборот.

Так что можно и спросить: вправду ли предпосылка для нашего чувства необходимого, а пожалуй, и для нашего выживания – это наше вытеснение случайного? Разве нельзя представить себе, что мы можем жить с равной необходимостью, несмотря на то что смотрим в глаза случайности? Пожалуй, даже с большей необходимостью, если уж мы отдаём себе отчёт в том, как и каким образом она решает всё.