Безвестность есть безвестность и золото есть золото слышала я, как-то весной птицы замерзали не в силах закричать, вот и для слова мало что сделаешь словомкниги теснятся и стоят спинами к комнате, застегнувшись на все пуговицы дрожат наши слова на полке, выработанная столетиями культура очередей естественно выстраивается слово за словом, ибо кто же не знает, всё упорядочивает словоупорядочивает ком, бесформенную слизь, кишение яиц, здесь где мы стоим, и ком в горле у всех говорящих, слово за словом, которые проталкиваются вперёд и всегда сваливаются куда положено или сами на себя, на другоготак, да так можно сказать и слово может остановить себя как письмо которому становится страшно только от расстоянияно так вовсе не следует говорить, мы ещё можем его увидеть, мы ещё можем увидеть большой анонимный лист бумаги со всем, что не написал Рембоэтот большой ненасытный белый четырёхугольник, которого никогда не было в изображении Йорна[8] или Земли, но вдруг вот он – и привлекает всю силу твоего зренияи когда ты выходишь поёт вся Земля как звон золота для твоих ушей и все их образы шуршат в твоих руках как наша ничтожная платакогда ты возвращаешься к себе всё это безвестно безвестно и лишь столь мало можешь ты сделать для слова, твоей сестры в этой белейшей стране, немногие птицы улетели отсюда вовремявовремя? – я думаю об одном месте где ты лежал уткнувшись головой в корень как поваленный стволя думаю о семени в твоей руке которое ты несёшь как напоминание о птицея думаю о маленьком кусте стланника с камбием за которым что-то всё ползёт вниз по стволутак сидишь ты вечер за вечером, пока свеча сжигает слова и остаётся мерцание, тьма — ты безвестен?мы шли по снежной лестнице где руки льдин и опушка леса едва не смыкались со звономмы летели сквозь дом как вырванные вершины горных массивов которых никто не зналвидишь внизу стол с чашками и часы и пыль которая улеглась после нашей встречивыдвижные ящики, кладовки и кровати, комнаты полные вещей из которых мы выросли или просто покинули их чтобы умереть друг рядом с другомно податливость подозрительна, никто не пустит корней и когда мы вдруг просыпаемся средь ночи тесно прижавшись друг к другу: никто не умрётнад нами парит белизна, ещё не выношенная страна людей, которая протягивает руки к морю, чей шум мы слышали, когда наступила усталостьнад нами парит белизна – смотри что мы потеряли как зимуVI