Стихи

Наклонился апостол к апостолу.

У Христа -- серебристые руки.

Ясно молятся свечи, и по столу

ночные ползут мотыльки.

1918, Крым

---------------------------------------------------------------------------------------------

E. L.

Она давно ушла, она давно забыла...

Ее задумчивость любил я... Это было

в апреле лет моих, в прелестные лета,

на севере земли... Печаль и чистота

сливались в музыку воздушную, в созвучья

нерукотворные, когда, раздвинув сучья,

отяжелевшие от желтых звезд и пчел,

она меня звала. Я с нею перечел

все сказки юности, туманные, как ивы

над серым озером, на скатах, где, тоскливый,

играл я лютикам на лютне, под луной...

Ее задумчивость любил я. Надо мной

она как облако склонялась золотое,

о чем-то сетуя и в счастие простое

уверовать боясь. Ее полуобняв,

рассказывал я сны. Тогда, глаза подняв

(и лучезарная в них осень улыбалась),

она глядела вдаль, и плавно колебалась

тень ивовой листвы на платье, на плечах

ее девических, а волосы в лучах

горели призрачно... и все так странно было...

Она давно ушла, она давно забыла...

---------------------------------------------------------------------------------------------

М. Ш.

Я видел, ты витала меж алмазных

стволов и черных листьев, под луной,

воздушно выбегала из бессвязных

узоров сумрака на луг лесной.

Твое круженье было молчаливо,

как ночь, и вдохновенно, как любовь...

Руками всплескивала, и тоскливо

склонялась ты, и улетала вновь.

И волосы твои струились, ноги

стремительно сияли, и луна

в глазах плясала... Любовались боги

лесные, любовалась тишина...

А жизнь, а жизнь, распутывая тени,

к тебе тянулась, бредила, звала,

но пеньем согласованных движений

ты властно заколдована была...

---------------------------------------------------------------------------------------------

x x x

Кто меня повезет

по ухабам домой,

мимо сизых болот

и струящихся нив?

Кто укажет кнутом,

обернувшись ко мне,

меж берез и рябин

зеленеющий дом?

Кто откроет мне дверь?

Кто заплачет в сенях?

А теперь -- вот теперь -

есть ли там кто-нибудь,

кто почуял бы вдруг,

что в далеком краю

я брожу и пою,

под луной, о былом?

8 августа 1920

* В С.: "Берлин, 1921 г."

---------------------------------------------------------------------------------------------

Павлины

Павы ходили, перья ронили,

а за павами красная Панна,

Панна Марыя перье зберала,

веночек вила.

(Стих пинских калик перехожих)

Видели мы, нищие, как Мария Дева

проходила мимо округлого дворца;

словно отголосок нездешнего напева,

веяло сиянье от тонкого лица.

Облаков полдневных, бесшумно-своенравных

в синеве глубокой дробилось серебро.

Из-под пальмы выплыли три павлина плавных

и роняли перья, и каждое перо,-

то в тени блестящее, то -- на солнце сонном

легкое зеленое, с бархатным глазком,

темною лазурью волшебно окаймленным,

падало на мрамор изогнутым цветком.

Видели мы, нищие, как с улыбкой чудной

Дева несравненная перья подняла

и венок мерцающий, синий, изумрудный,

для Христа ребенка в раздумий сплела.

2 августа 1920

---------------------------------------------------------------------------------------------

В раю

Здравствуй, смерть! -- и спутник крылатый,

объясняя, в рай уведет,

но внезапно зеленый, зубчатый,

нежный лес предо мною мелькнет.

И немой, в лучистой одежде,

я рванусь и в чаще найду

прежний дом мой земной, и, как прежде,

дверь заплачет, когда я войду.

Одуванчик тучки апрельской

в голубом окошке моем,

да диван из березы карельской,

да семья мотыльков под стеклом.

Буду снова земным поэтом:

на столе открыта тетрадь...

Если Богу расскажут об этом,

Он не станет меня укорять.

13 августа 1920

---------------------------------------------------------------------------------------------

x x x

Мерцательные тикают пружинки,

и осыпаются календари.

Кружатся то стрекозы, то снежинки,

и от зари недолго до зари.

Но в темном переулке жизни милой,

как в городке на берегу морском,

есть некий гул; он дышит смутной силой,

он ширится; он с детства мне знаком.

И ночью перезвоном волн да кликом

струн, дальних струн, неисчислимых струн,

взволнован мрак, и в трепете великом

встаю на зов, доверчив, светел, юн...

Как чувствуешь чужой души участье,

я чувствую, что ночи звезд полны,

а жизнь летит, горит, и гаснет счастье,

и от весны недолго до весны.

14 августа 1920

* В С.: "14. 8. 21."

---------------------------------------------------------------------------------------------

Лес

Дорога в темноте печалится лесная,

о давних путниках как будто вспоминая,

о бледном беглеце, о девушке хромой...

Улыбка вечера над низкой бахромой

туманно-гладких туч алеет сквозь ольшаник.

Иди себе да пой, упорный Божий странник,

к тебе навстречу ночь медлительно летит.

Все глуше под листвой дорога шелестит,

истлевшую красу вбирая все покорней,

и всюду расползлись уродливые корни,

как мысли черные чудовищной души.

Лес жаден, ночь слепа, ночлег далек, спеши.

Чу... ветер или зверь? не ведаешь... То справа,

в тумане меж стволов, пустынно-величава,

распустится луна, то слева из листвы

тропинка выбежит, и жуткий гук совы

проснется в глубине, как всплеск на дне колодца.

Порою же мелькнут над отблеском болотца

семь-восемь сосенок причудливой чредой;

в луче ты различишь цветов пушок седой

да ягоды глухой дремотной голубицы.