Ушел он рано вечером,Сказал: Не жди. Дела…Шел первый снег. И улицаБыла белым-бела.В киоске он у девушкиСпросил стакан вина.«Дела… — твердил он мысленно,И не моя вина».Но позвонил он с площади:— Ты спишь?— Нет, я не сплю.— Не спишь? А что ты делаешь?Ответила:— Люблю!…Вернулся поздно утром он,В двенадцатом часу,И озирался в комнате,Как будто бы в лесу.В лесу, где ветви черныеИ черные стволы,И все портьеры черные,И черные углы,И кресла чернобурые,Толпясь, молчат вокруг… Она склонила голову, И он увидел вдруг: Быть может, и сама еще Она не хочет знать, Откуда в теплом золоте Взялась такая прядь!Он тронул это милоеТеперь ему навекИ понял,Чьим он золотомПлатил за свой ночлег.Она спросила:— Что это? —Сказал он:— Первый снег!
«И снова в небе вьются птицы…»
И сноваВ небеВьются птицы:Синицы,Голуби,Стрижи…Но есть же все-таки границы,Пределы, точки, рубежи!Эй, вы!Бессмысленно не вейтесь!Равняйтесь там к плечу плечо,На треугольники разбейтесь,Составьте что-нибудь еще!Но все жеМечутся,ВиляютИ суматоху развели,Как будто бы не управляетНикто решительно с земли.Неутешительно!Печально!Выходит, что управы нет.Летают, как первоначальноТому назад сто тысяч лет!Довольно!Я сказал: вмешаюсь!По радио я прикажу.И все жВмешаться не решаюсь;ОстановилсяИ гляжу!
Листья
ОниЛежалиНа панели.И вдругОни осатанелиИ, изменив свою окраску,Пустились в пляску, колдовские.Я закричал:— Вы кто такие?— Мы — листья,Листья, листья, листья! —Они в ответ зашелестели.— Мечтали мы о пейзажисте,Но руки, что держали кисти,Нас полюбить не захотели.Мы улетели,Улетели!