Стиг Ларссон: человек, который играл с огнем

Петтерссона хорошо знали в стокгольмской полиции и в криминальных кругах как закоренелого преступника. В основном он совершал менее значительные правонарушения – ограбления, нападения, воровство в магазинах, – чтобы добыть деньги на алкоголь и наркотики, однако в 1970 году он заколол человека штыком на Кунгсгатан, всего в пятистах футах (15,5 метра) от места, где впоследствии застрелили Пальме. Это доказывало, что Петтерссон способен на убийство.

16 декабря он был арестован как предполагаемый виновник гибели Пальме.

* * *

Другим событием почти такой же важности стало присуждение почетного звания, происходившее в конце каждого года. Всеми высмеянный издатель Эббе Карлссон стал Шведом года, как два года назад его друг Ханс Хольмер. Тут же заговорили, что это гвоздь в крышку гроба ежегодной награды. После Хольмера и Карлссона вряд ли кто-то еще захочет удостоиться подобной чести.

После ареста полиция и прокуратора несколько месяцев готовили обвинение против Кристера Петтерссона. Судебный процесс открылся 5 июня 1989 года. В здании городского совета на острове Кунгсхольмен необходимые процедуры сменяли друг друга гладко и точно, как по часам. Прокуроры не обманулись в своих надеждах.

Наконец убийство стало считаться раскрытым. 27 июля 1989 года Кристер Петтерссон, утверждавший, что он невиновен, был осужден за убийство Улофа Пальме.

Это выглядело как настоящий триумф. Ханс Ёльвебро сиял. Журналисты грелись в лучах его славы и строчили статьи в духе «Я так и думал…». Настойчивым трудом шведская полиция искупила прежние ошибки.

Куда меньше голосов выражали сомнения в справедливости приговора, но их никто не слушал. Разумеется, большинство рассчитывало на что-то более впечатляющее, чем потасканный торчок в роли убийцы, но ничего не поделаешь. Над шведским премьером посмеялась его же мечта об открытом обществе, где политики не возвышаются над остальными людьми: его убили не иностранные агенты, не группа ненавистников со связями в национальном деловом мире, не военные и не полицейские – его застрелил свихнувшийся наркоман. Никакой политики. Кристер Петтерссон был самый подходящей кандидатурой на роль виновного.

Шведы вернулись бы к размеренной обыденной жизни северян, остановись на этом машина правосудия в деле Пальме.

Убийца

Стокгольм, лето 1989 года

В промежутке между эйфорией, последовавшей за приговором городского суда, и подготовкой к слушаниям в апелляционном возникло некоторое беспокойство. Стиг читал все, что публиковались по делу Пальме, и разговаривал с теми, кто мог, по его мнению, дополнить картину происшедшего. Его опять одолевали сомнения, стоило лишь критически прочесть текст судебного постановления и предварительного заключения следствия.

Большинство членов суда не чувствовали глубокой уверенности в вине Петтерссона. Шестеро проголосовали за обвинительный вердикт, двое – против, однако обращало на себя внимание то, что «за» голосовали только гражданские заседатели. В Швеции их назначают по политическим соображениям, они не были юристами-профессионалами. Два же опытных городских судьи проголосовали «против».

Получалось, что человека, обвиненного в убийстве государственного деятеля, осудили лица, политически ангажированные. Как если бы по делу об убитом плотнике в жюри попали только плотники. Очевидно, что заседатели были заинтересованы в том, чтобы найти и приговорить виновного. А те, кто имел большой опыт в юридической работе с доказательствами вины, как раз голосовали в пользу подсудимого.

Следующий важный момент заключался в том, что единственным настоящим доказательством было опознание Лисбет Пальме. Остальные показания исходили от людей, не присутствовавших при покушении или не видевших Петтерссона на месте преступления. Кроме слов Лисбет, Петтерссона с убийством связывали только косвенные улики.

В зале суда Лисбет не колеблясь опознала Петтерссона. Однако прежде она не без сомнений выбрала его из всех, кого ей показали. С вечера убийства прошло два года и девять месяцев. Много разных сведений и лиц, мелькавших в газетах, помимо бремени собственных мыслей, вызванных потерей мужа, могли за это время оказать воздействие на четкость ее воспоминаний.

На первом опознании делались записи, из них можно было понять, как именно Лисбет Пальме выбрала Кристера: «Это номер восемь. Он подходит под мое описание», – вот что она сказала. Не слишком решительная формулировка, особенно если учесть, что ее заранее предупредили, что подозреваемый страдает зависимостью от токсичных веществ. Она заметила: «Видно же, кто из них алкоголик».

Ценность опознания как доказательства уменьшалась еще и тем, что Лисбет выставила странные и противоречивые требования. Ход опознания должны были снимать видеокамерой, но Лисбет отказалась появиться перед объективом. Адвокат подозреваемого в процедуре не участвовал. А ее описание появилось только спустя шесть недель, в резюмированном виде.