Библиотека Кёльнского университета приятно удивила его, разбалованного изобилием и вместе с тем выверенностью книжного собрания академии святого Макария; для начала взгляд поражали размеры грандиозного зала, напомнившего своим видом увеличенную в масштабе мастерскую умельца академии Фридриха, с тем лишь различием, что вместо хаотически набросанного на бесчисленные полки хлама и готовых
— Чем я могу оказать помощь майстеру инквизитору, изволившему посетить наше хранилище мудрости? — поинтересовался библиотекарь с невообразимой смесью гордости за
— У вас чудесная библиотека, — не ответив, произнес Курт, видя проступающую на лице библиотекаря почти надменность.
— Лучшая в Германии, — подтвердил тот, спустя миг все же поправившись: — Из светских учреждений.
— Разумеется, — понимающе кивнул Курт и, ощутив греховный укол ревности, с тяжким вздохом лицемерного сочувствия договорил: — Академия святого Макария относится к заведениям скорее церковным или, ближе, духовным. Однако, по меньшей мере с первого поверхностного взгляда, ваше собрание книг лишь немногим малочисленнее.
Библиотекарь выпрямился, приобретя неуловимое сходство с традиционной статуей святого Франциска — природная проплешина служителя книгохранилища с лихвою заменяла собой святую лысину рукотворную.
— Книга не терпит поверхностных взглядов, майстер инквизитор; но, полагаю, уж вам-то сие известно более, нежели кому-либо, а что до многочисленности собранных томов, то и не в этом тоже суть — главенство за содержанием, кое и двумя малыми листами способно…
— Вы из монахов перешли на служение мирскому знанию, не так ли? — спросил Курт благожелательно.
Тот прервал свою набравшую стремительность тираду, проглотив последнее слово; будто уличенный в чем-то крамольном, библиотекарь скользнул глазами в сторону, переступив с одной ноги на другую и утратил осанистость.
— Не счел более возможным пребывать у закромов познания, предпочтя переселиться ближе к окормлению оным, майстер инквизитор. Сохранив при том верность монашеским обетам.
А плешь все равно природная, невзначай подумал Курт, силясь не улыбнуться и даже нахмурив для этого брови; библиотекарь отступил назад, следя за изменениями в его лице.
— Похвальная забота о мирянах, брат, — вынес вердикт господин следователь, и тот едва не разразился облегченным воздыханием.
— Эти юноши, что проходят трудную стезю постижения искусств в сем заведении, давно именуют меня попросту Михелем; я не взыскиваю с них — пусть, сие не от злобности сердца, но, смею верить, от благорасположения ко мне. И оттого, что принимают меня не как служителя, постановленного над ними, но как часть их жизни, а скорее, быть может, и часть самого университета, что в коей-то мере даже лестно, ибо…
— Это замечательно, брат Михель, — оборвал многоглаголивого служителя Курт, беря его под локоть и увлекая в глубь огромного зала, в лабиринт полок и этажерок. — Ко мне тоже вовсе не обязательно обращаться, именуя должность — вполне достаточно будет «брат Игнациус», ибо я не хочу принуждать столь почтенного мужа выговаривать «майстер Гессе» при обращении к человеку моих лет. А теперь — мне и в самом деле нужна ваша помощь в довольно сложном деле, которую, я надеюсь, вы окажете мне по мере сил.
— Все, что знаю, что смогу сказать, — подтвердил брат Михель с готовностью. — Если я могу помочь делу Святой Инквизиции, мой долг как благочестивого христианина и лица духовного в полной мере служить всеми своими…
— Спасибо, брат Михель, — прочувствованно поблагодарил Курт; поймав через плечо брата во Христе взгляд подопечного, оставшегося у двери, он легким движением головы велел следовать за ними чуть поодаль и вновь обратился к библиотекарю. — Первой моей просьбой к вам, брат, будет пожелание ни с кем предмета нашей беседы не обсуждать и вообще не распространяться о том; все, мною спрошенное, и все ваши ответы — есть тайна проводимого Конгрегацией следствия, сиречь сведения неразглашаемые; вы ведь понимаете меня?