Стезя смерти

— Довольно вопросов, — оборвал его шепот, и в мозг словно толкнулась крепкая, сильная ладонь, отстранившая его от не нужных сейчас мыслей, вопросов, желаний; Курт встряхнул головой, отгоняя морок, зажмурился под плотной повязкой, дабы изгнать из рассудка то, что ему не принадлежало, что не было его частью и не должно было становиться. — Вы напрасно противитесь, — продолжал голос тихо. — Все прошло бы легче, если бы вы просто позволили взглянуть на себя.

— Увольте, — возразил Курт напряженно, вцепившись пальцами в деревянные подлокотники. — Мои мысли — это мое Я, а его я раскрывать не намерен. Ни перед кем. Это моя собственность, если угодно.

— Ничего, — покладисто согласился собеседник, и ему вообразилось, что тот даже отмахнулся легкомысленно. — Я все равно вижу ваши чувства; их вы скрыть не можете, как бы ни старались.

— Вот как? И что же вы видите?

— Это последний вопрос, на который я отвечу — просто для того, чтобы вы не строили иллюзий на свой счет. Вы действительно довольно сильный юноша, в вас нет ни грана магических сил, вы совершенно ни на что не способны, однако вы весьма крепкий. Но от меня вам не удастся скрыть то, что в вашем сердце, в крови, в нервах. Вы ощущаете злость — оттого, что беспомощны и не можете это изменить. Раздражение. Вы оскорблены и — подавлены. Как бы вы ни старались держаться героем, вы в смятении; хотя, отдаю вам должное, не в панике. Но вы боитесь. Не вскидывайтесь, не говорите, что это неправда, я знаю, что это так. Вам страшно, майстер инквизитор… А теперь, когда я и без того уже сказал много, мы с вами перейдем к основной части нашего… свидания, ради чего, собственно говоря, вы и здесь. Сейчас инквизитором буду я; я стану задавать вам вопросы, а вы — отвечать на них. Но не вздумайте лгать мне. Я это увижу.

Курт не ответил, не сказал ничего, подавляя волну бешенства; человек напротив вздохнул:

— Я вижу, вы все поняли. Последнее, что я хотел бы сказать вам: мои вопросы могут вам показаться излишне нескромными, однако советую забыть о стеснении и даже на них отвечать искренне.

— Любите на досуге подслушивать под дверью спальни? Внутрь уже не пускают? — осведомился он, и голос засмеялся:

— А вы мне уже нравитесь… Но — будет. Давайте говорить серьезно. Ответьте мне на первый, самый важный вопрос, майстер инквизитор: почему вы изменили результаты своего дознания?

Курт поджал губы.

— Не понимаю, о чем вы, — ответил он, осознавая вместе с тем, что это вышло неискренне и фальшиво, что собеседник не может не увидеть столь откровенную ложь; в мозг ударила волна слабости, и шепот стал строже.

— Не надо; я же просил — не надо лгать мне, юноша. Кроме того, об этом судачит половина Кёльна, посему то, о чем мы говорим, тайной быть не может. Уж не для меня, по крайней мере… Итак, почему вы это сделали?

Курт молчал; ответить как до́лжно не мог повернуться язык, ибо сказать такие слова незнакомцу, постороннему, чужому было просто невозможно…

— Надо же, — усмешка в голосе была почти печальной. — Однако и в наше время любовь еще что-то значит. Поразительно.

— В таком случае, — зло оборвал Курт, — может, прекратите над этим насмехаться?

— О, что вы, — возразил шепот благожелательно, — и не думал. Поймите вы, майстер инквизитор, я вам не враг, невзирая на то, в каком положении вы находитесь; я ведь тоже человек, тоже желаю дышать и потоптать еще немного эту землю, посему обеспечиваю свою безопасность всеми доступными мне методами. И, чтобы вы совершенно перестали воспринимать происходящее как игру с меченой костью, обещаю вам: когда вы ответите на мои вопросы, я стану отвечать на ваши. И единственно от ваших ответов сейчас, от их правдивости зависит, насколько искренен с вами буду я сам. Справедливо?

— Да, — вынужденно согласился Курт, усевшись удобнее. — В таком повороте уже есть некоторый резон.

— Хорошо; я рад, что мы пришли к согласию и вы не оказались глупее, нежели я о вас думал, майстер инквизитор. В таком случае, продолжим. Скажите, вы в самом деле разочаровались в вере — настолько?

— Нет, — не задумавшись, отозвался он, напрягшись и лишь теперь подумав о том, что привычная тяжесть ремня с оружием до сих пор продолжает ощущаться, как прежде; стало быть, его даже не разоружили…

— В этом нет необходимости, — тут же произнес шепот. — Вы все равно не сможете им воспользоваться. Кроме того, надеюсь, это в какой-то мере убедит вас, что я не желаю вам зла… Однако же я рад, что вы начали говорить открыто; и не поджимайтесь так, юноша — стать мучеником за Христову веру вам не грозит. В отличие от ваших собратьев, я признаю за людьми право избирать себе того покровителя, к коему у них лежит душа; Иисус? Пусть. Не самый худший выбор. Если очистить его учение от всего, что к нему прилепили светлые умы вроде Молитора[167], религия вполне достойная… — шепот помедлил и договорил, а Курту меж тем вообразилось, как человек пожимает плечами: — для определенного склада людей.

— Какого, к примеру?