Стезя

* * *

Хочу забыться сном желанным.
Уснешь ли, –
В хлопотах родня.
А тут сосед набрался рано,
Явился, Шарика дразня.

А он не злится, мирный Шарик,
Он смотрит преданно в глаза.
И я, студент-гуманитарий,
Взрываюсь сам:
– Оставьте пса!
Оставил.

Что ж, читаю Блока,
«Дыша туманами» пока.
По вот несется с зернотока
Густой фольклор кладовщика.

До книг ли тут?
Бегу галопом
На зерноток и – до темпа.
Потом в кино идем всем скопом –
Конечно же, на Шукшина.

1980

Военная музыка

Парадное волненье,
Юнцов неровный строй.
Встречает пополненье
Оркестр полковой.

Подобраны красиво
Фуражечки к лицу.
Все это было, было
Со мною на плацу.

Гвардейская осанка.
И барабанный шквал.
«Прощание славянки»
Венчало ритуал.

Мы износили честно
Обувку не одну.
Под почести оркестра
Простили старшину.

А что потом? Узнать бы
Гуляло полсела.
Славяночка на свадьбе
Счастливая была.

1980

Полночные ощущения

Только снег да мороз, отходящий ко сну,
Только груды бульдозером столканной глины,
Только губы опять услыхали весну –
Это зной долетел из Ферганской долины.

Это горькая накипь отпала с души,
Это снова со мною старинные книги.
Это жаждет прохлады далекий Карши.
Ледниковой остуды желают арыки.

Там гранатовым соком рассвет окроплен,
Но живучи во мгле поученья Корана.
Это, видно, оттуда сквозь микрорайон –
Снег копытя, промчалась орда Чингисхана?

Что ж вы плачете, нежные строфы мои?
Что от топота стонешь, морозная рама?
Это просто мираж! А вошел Навои.
Это просится в руки мне томик Хайяма.

Я беру. Ни разлада, ни сумрачных лип,
Ни дрожанья чинар, ни тоски кипариса,
Ни печально бредущих в хвосте колесниц
Полонянок, чья кожа белее кумыса.

Только острые стрелы восточных очей,
Только лики красавиц шафранного цвета.
«В этом мире глупцов, подлецов, торгашей[2]».
Может быть, красота лишь спасает поэта!

Это снова дохнула в окно Фергана,
Это сумрачных слей качаются пики.
Я глаза поднимаю: в полнеба – луна.
И да здравствует мир красоты луноликий!

1980

Гороскоп

То ли кара настигла какая,
То ли магия чья догнала?
Прочитал. И что делать, не знаю:
Невеселые наши дела!

Помрачнел, как от грубого фарса,
Поднял взор в поднебесную жуть:
Две орбиты – Плутона и Марса –
Направляют мой жизненный путь.

Две звезды агрессивного толка –
Над всемирным коварством и злом.
Помолчал я в раздумии долгом:
Поделом тебе, брат, поделом...

Но такая уверенность' крепла:
Нипочем ни пожар, ни потоп!
Вот строка: «Возродишься из пепла!»
Обещал мне легко гороскоп.

1980