В долине теней вечерних,Где пела беспечно птаха,Я взял ее двадцать весен,Она отдала без страха.Восторженно и поспешноСлова дошептали губы.И якорь на медной пряжкеУвлек нас на травы грубо.Еще, трепеща и ластясь,Шуршали ее наряды.И жарко теснились груди,Нетвердо прося пощады.Долину сокрыло мраком,Отбой протрубили в части.Как флаг пораженья, телоБелело огнем и страстью.Я должен был в ноль двенадцатьБыть в роте пред командиром,Но все позабыл в восторгах –Уставы и честь мундира.Прошла морская пехотаНа стрельбы ночные звонко.И снова метались бедра.Как два – взаперти! – тигренка.Не скоро освобождениеМы стихли, как два пожара.Ее заждались уж дома,Меня – гауптвахта, нары.Пока, отгорев, лежалаОна в полутьме покорно,Раздавленную клубникуНожом соскребал я с формы.1975
Кино 1945 года
Памяти киномеханика М. С. Фадеева
Ни припевок, ни баб у колодца.Кроме клуба, в домах – ни огня.Там Фадеева Мишку, сдается,Осаждает опять ребятня.Нынче Мишка в себе не уверен,Но мальчишки-то знают давно:Он костьми может лечь возле двери,Но без денег не пустит в кино!Мишка курит, как водится, возлеТех дверей. И порядок блюдет.Он и сам уступил бы, но послеВ сельсовете ему попадет.Мишке не удержаться на месте:Напирают на дверь пацаны.Каждый слышал хорошие вести –Те, что ждали четыре весны.– Да ведь наши подходят к Берлину,Гитлер-идол спасется навряд!Мишка плюнул:– Идите в картину,Он за все и расплатится – гад!1976
Зимний день
Утро. Выстыло жилье.Изморозь на раме.За окном хрустит белье,Машет рукавами.И ведет с дровами дедПо привычке речи:Мол, на весь-то белый светНе натопишь печи.Потрудился, полежал.Ну а как иначе!Тут беседу поддержалСамовар горячий.Дед встает чайку попить,Посидеть на лавке.Жалко – нечего чинить.Хомуты в отставке.Стужа чистит закрома,Но приятно глазу:Сыновья везут корма –Пять зародов сразу.Вечер. Замерли в окнеТыщи вьюжных змеек.Сколько сразу на стенеШуб и телогреек.Стережет уют жильяВеник на крылечке.И сидят, как кумовья,Валенки на печке.1976