Стервы

— Ага, ну, тогда удачи в поисках, — насмешливо бросил Ивэн, потом ударил Джерома по плечу. — Не забудь, мы сегодня рано начинаем — мальчики Карлито придут на обед. Приходи к семи.

— Не забуду. — Джером поправил кепку, в которой он был похож на мальчишку-газетчика, а Ивэн тем временем вышел из клуба. Джером окинул взглядом эстраду, на которой еще возились басист и ударник, и сказал Глории: — Сюда.

Она пошла за ним к эстраде.

— Привет, Чак. Привет, Томми, — вежливо поздоровалась она.

— Привет, — мрачно пробормотали те.

— Глория сережку потеряла, — объяснил Джером. — Так мы быстренько глянем за кулисами, может, она ее там обронила. Ладно?

Чак от удивления поднял брови.

— Пойдемте, — сказал Джером Глории и прошел за кулисы.

Глория прошла вслед за ним, опустив голову от смущения. Она понимала, что должна извиниться перед ребятами и все им объяснить, но сейчас было не время.

Джером придержал дверь, и Глория, не отрывая глаз от пола, шагнула в кромешную тьму коридорчика. Дверь за ними громко хлопнула. На какое-то мгновение она вспомнила, как Джером в первый раз давал ей урок пения. Тогда они впервые оказались наедине. И тогда Джером впервые прикоснулся к ней…

Что-то коснулось ее талии, и она подскочила на месте, тяжело дыша.

— Ш-ш-ш-ш, — раздался шепот Джерома в самом низком регистре. Тут только она поняла, что это была его рука. Потом уже обе руки нежно прислонили ее к стене. Глория обняла его, сжала крепкие мышцы спины. От него исходило успокаивающее тепло, и она почувствовала, как в глубинах ее естества вздымается какая-то волна.

Потом его губы осторожно коснулись ее щеки. Глория не стала бороться с собой, она нашла его губы своими. Наконец оторвалась от него и прошептала:

— Что это мы делаем? — Широко открытыми глазами она старалась в темноте рассмотреть его лицо.

— Ищем твою сережку, — ответил он, покусывая ей мочку уха.

Глория попыталась увернуться, но позволила зубам Джерома задержаться там еще на секунду, потом ухватилась за его бицепсы и оттолкнула.

— Я серьезно. Что мы делаем, Джером?

Вынести такие крайности было трудно. Прямо из школьной столовой — в объятия мужчины, а потом — на предстоящий вечером прием. И Джером — то холодный, то страстный, не успеешь глазом моргнуть. Джером разочарованно вздохнул. Она почувствовала, как он оперся о кирпичную стену рядом с нею.

— Ты не против, если я приглашу тебя на свидание? На жаркое свидание?

— Прямо сейчас? — Она не могла понять, говорит он серьезно или шутит.

— Не беспокойся, домой я тебя доставлю раньше, чем ты снова превратишься в тыкву.

* * *

— Ты точно не возражаешь? — поинтересовался Джером, сжимая ее занемевшие пальцы.

— Я… я… — пробормотала Глория, глядя на замерзший пруд, где каталось на коньках множество людей. Ей с трудом удавалось шевелить губами. — А куда делась «жаркая» часть нашего свидания?

— В нынешнем году пруд рано замерз. Даже снега нормального не было.

Когда Джером так неожиданно увез ее из «Зеленой мельницы», Глория не представляла себе, как пойдет дальше их свидание, но уж меньше всего она представляла себе каток. Конечно, она не возражала — главное, что они проводят время вместе. После трех недель разлуки она наконец-то рядом с ним, в его крепких руках, и не важно, чем именно они станут заниматься.

Она бросила взгляд на свои часики, чтобы убедиться: есть еще время вернуться домой и сыграть роль послушной дочери и будущей жены. Еще не было и четырех, времени достаточно.

— Нет, ты точно не возражаешь?.. Сама же понимаешь, о чем я. — Джером поднес ее руки к губам и стал согревать их своим дыханием. Глория не сразу ответила, не в силах оторвать глаз от замерзшего пруда.

— Я уже несколько лет не становилась на коньки.

В последний раз это было, когда ей исполнилось двенадцать, — отец тогда повел ее на закрытый праздник в «Чикаго арена». Но Глория понимала, что Джером спрашивает не об этом.

— Знаешь что — а не пойти ли нам куда-нибудь, где не так…

— Нет! — перебила она и потянула его за руку. — Если уж ты можешь учить меня петь, то кататься на коньках, уверена, — сущие пустяки.

— И я не сомневаюсь, что у тебя отлично получится, — сказал Джером и повел ее к дощатому бараку у катка. На льду не было ни одного белого. Да что там — ни единого белого даже поблизости отсюда было не видать.

Джером привез Глорию в Саут-Сайд[121]. А куда, собственно, было им идти — на светский чайный прием в «Блэкстоуне»[122]? Совершенно невозможно было показаться с ним в любом месте, где преобладали белые. Находиться рядом с Джеромом в «Зеленой мельнице» — это одно: он музыкант, она певица (по крайней мере собиралась ею стать). Но показаться с ним на публике — совсем другое, тем более держаться за руки, обниматься, целоваться… Такого просто не могло быть. Чернокожий парень и белая девушка привлекли бы к себе слишком пристальное внимание, и отнюдь не доброжелательное.

Мимо со смехом и шутками носились парни и девушки, и каждый непременно бросал взгляд на Глорию. Она ощущала на себе эти взгляды, не похожие на взгляды публики во время ее выступления.