Стерва

Агнес решает высказать свое мнение, но выбирает для этого не лучший день.

– Может, не стоит говорить Джереми про Даниэль завтра?

У Аарона глаза, как будто, – настоящий шторм, и они концентрируются на жене.

– Это неразумно. – Выдвинув стул, Рон встает. – Если бы это была наша история, я бы тебя не простил, – говорит он негромко, зашагав по лестнице.

Маленькая Дани спит в гостевой комнате, и я бы очень хотела сейчас к ней присоединиться, потому что устала после торжественного и очень ответственного дня, но я не могу оставить Агнес. И все эти плохие представления о скором будущем, отравляют все мои надежды на лучший исход.

Я и не заметила, что смотрела на сестру очень долго. Она вскидывает ладони в защитном жесте.

– Я тоже не хочу нести твою ношу, – комментирует она мой взгляд, – я не собираюсь информировать Джереми.

Встряхнув головой, я опускаю ее, рассматривая черный лак на ногтях.

– Я и не собиралась просить тебя об этом.

Она вздохнула, и в воздухе запахло чувством вины и сожаления. В окне мигают фары паркующейся соседской машины. Оттуда выходит мужчина, а маленький мальчик, отворивший входную дверь, бросается ему на шею. У ребенка куртка в два раза больше по размеру, чем он сам – видимо, он напялил верхнюю одежду старшего брата… или отца. В дверном проеме оказывается женщин средних лет с плохо уложенной прической, но ее радостная улыбка затмевает все. Я никогда не думала, что захочу себе такую жизнь, полную стабильности и семейного уюта.

– Это сложно, Сэм, но ты справишься, – давая советы, Агнес не делает ситуацию для меня проще.

Все еще тяжело и больно. Я боюсь предположить реакцию Джереми. Его глаза все это время отражали любовь ко мне, даже спустя годы. А как он будет смотреть на меня, узнав про то, какой я человек? С ненавистью? С отвращением?

Агнес проходит к части стола, где сижу я. Она встает сзади, положив руки мне на плечи. Ее тепло вселяет в меня хоть немного уверенности, что эта ситуация может закончиться не так плохо, как нам всем думается.

– Не переживай ни о чем, – обняв меня за шею, тихо произносит сестра у моего уха, – просто расскажи, как есть.

Самый правильный способ именно этот. Сомнений просто не остается.

Джереми

«Порше» Рона набирает скорость у выезда из «Закрытого квартала». Ворота только открылись, а мой друг уже несется во всю, напевая песню Пола Маккартни. Иногда Аарон косится на меня, но только чтобы улыбнуться над моим недовольным лицом – поет он ужасно, ей Богу.

– Если ты заткнешься, дорога до Мелборна покажется мне более приятной, – заявляю я, разглядывая улицы, проносящиеся мимо, через закрытое окно автомобиля.

Галлахер, наконец, перестает портить репутацию знаменитого исполнителя, но так же убавляет звук на радиоприемнике.

– Тебя что-то тревожит, я знаю, – как истинный экстрасенс, произносит друг, поправляя зеркало заднего вида.

Теперь моя очередь косится на него. Но да, он прав. И мне, наверное, стоит рассказать ему. Вздохнув, я на секунду набираю в щеки воздуха, а потом выпускаю его вместе со словами, которые вряд ли мой друг готов был услышать:

– Я хочу отменить свадьбу, – когда я говорю это, ладони Аарона соскальзывают с руля. – И я это сделаю.

Меж бровей у него появляется складочка, означающая, что он рассержен. Его глаза излучают замешательство и досадливость.

– Ты же это не серьезно, да?! – повернув голову обратно к дороге, свирепо, сквозь зубы, выговаривает лучший друг. – Это все из-за нее, да? Из-за Сэм? Когда же ты уже поймешь, что быть мазохистом – не круто, Джереми?!

Он кричит на меня, но с каждым его словом я все больше наливаюсь уверенностью, что в этот раз принял верное решение. Взмахнув рукой, я расслабляюсь и откидываюсь назад. А Рон поправляет воротник рубашки-поло, и лицо у него раскрасневшееся.

– Такое ощущение, будто ты не хочешь, чтобы я был счастлив?

Чуть меньше минуты в ответ парень ничего не говорит, но увеличивает скорость. Мне не страшно, просто Аарону свойственно совершать глупости.

– Нет, – наконец, говорит он, – я хочу тебе только счастья, идиот! Но я не желаю больше видеть, как ты напиваешься из-за несчастной любви. – Осерчало вздохнув, он добавляет: – Господи, честное слово, лучше бы ты сразу улетел в Бисмарк…

Быть может, меня бы и обидело это заявление, но я не позволяю на нем сгущать свое внимание. Все так же глядя в окно, рассуждаю:

– Ну, улетел бы я в Бисмарк, и что дальше? Женился бы на девушке, которую я не люблю… Нет, я, конечно, знал, что не люблю ее, но до того, как сел в самолет, не придавал этому значения, понимаешь?

Галлахер отвечает холодно:

– Нет.

– Ты не любил, что ли?

Рон бесится.

– Я и сейчас люблю! Но я не передумывал жениться! Дал слово – значит, нужно сдержать, Джереми! – Его очень серьезный взгляд метнулся в мою сторону. – Мы – мужчины, Джереми. Другого варианта не бывает.